Читаем Повседневность Средневековья полностью

В эпоху Ренессанса появляется пышное, торжественное и величественное декорирование. В отличие от Средних веков господствует новый взгляд: великолепные вещи и их коллекции должны выполнять презентационную функцию, демонстрируя вкус и могущество знати. Роскошь используется теперь в политике как средство управления. Собрания скульптур, картин, керамики представляют собой неотъемлемую часть нового образа жизни. Многие из итальянских князей известны не только как покровители искусств, но и как коллекционеры, в том числе представители фамилий Медичи, Гонзага, д’Эсте и Монтефельтро. Лоренцо Медичи, например, обладал знаменитой коллекцией монет, камей и медалей, а также великолепной библиотекой.

<p>Рыцарство</p>

К северу от Италии стилизация быта носит иной характер. В её основе — рыцарская идея, прекрасный героический идеал феодальной эпохи. Рыцарский жизненный уклад теряет своё реальное содержание, так как этот социальный слой постепенно сходит с исторической арены. Однако старая аристократия всё ещё продолжает играть господствующую роль в жизни общества, и потому её ценности и культурные формы по-прежнему задают тон. Чем более ветшает сама идея, тем более пышными становятся декорации. Жизнь знати максимально приукрашена и представляет собой прекрасный придворный спектакль, овеянный романтической грёзой, где все персонажи облачены в костюмы времен легендарного короля Артура.

Повсюду празднует триумф рыцарский ритуал: турниры, посвящения, статуты орденов и обеты, гербы и девизы. Для аристократии всё, относящееся к военным забавам, к рыцарскому культу, имеет некий сакральный оттенок, всё воспринимается как чрезвычайно важное и благородное. Средневековый спорт — рыцарские турниры — превращается в красочные представления, они перегружены всякого рода декором. Для поединков того времени специально придумываются романтические ситуации и тщательно разрабатывается ритуал. Богатый исторический материал по орденам, турнирам и иным элементам рыцарства того времени содержится в книге Й. Хёйзинги «Осень Средневековья». Поединки, например, получают пышные названия: «Древо Карла Великого», «Источник слёз», «Путы дракона», «Поединок пастушки». Так, в «Путах дракона» четыре рыцаря, расположившись на перекрёстке, ожидают проезда какой-либо дамы и в честь неё устраивают поединок.

Зачастую рыцарь выступает анонимно, под вымышленным именем: Рыцарь в плаще, Белый рыцарь, Рыцарь лебедя. Для таких театрализованных поединков подбирается соответствующая одежда и атрибуты. Приведем ещё пример из «Осени Средневековья»: в «Поединке пастушки» дамы и кавалеры изображают пастушек и пастухов — для большего сходства они одеты в серое платье, правда, расшитое золотом и серебром, в руках держат посохи и волынки. Нельзя сказать, что сама аристократия не замечала надуманности подобных ритуалов. Что же касается отношения других слоев к подобным забавам, то трезвый голос парижского горожанина снимает флёр с романтической игры: «Из-за неведомо каких глупых затей выступают на поле брани».

Особый элемент культуры того времени составляют рыцарские ордены. Их история начинается с первых духовно-рыцарских объединений XI–XII вв., сыгравших значительную роль в европейской военной и хозяйственной сферах. Первые духовно-рыцарские ордены были предназначены исключительно для борьбы с исламом: три из них были образованы в Палестине и три — в Испании. Светские ренессансные ордены, однако, постепенно превращаются в игру, забаву и развлечение. Со второй половины XIV в. их учреждение всё больше входит в моду. Они становятся неким подобием фешенебельных клубов, а участие в них — престижным, подтверждающим высокий социальный статус. Их основывают монархи, высокопоставленные особы, просто объединившиеся дворяне.

Ордены могли преследовать политические цели, как, например, бургундское Золотое руно, английская Подвязка, французский Дикобраз, нидерландский Союз благородных. Становясь кавалером какого-нибудь ордена, рыцарь принимал на себя определённые политические обязательства: в первую очередь служить тому или иному государю, владетельному князю или герцогу. Отсюда родился английский обычай, запрещающий вступать в иностранные политические союзы, а также принимать иностранные знаки отличия.

Франсуа де Пуайи. Церемониальная одежда рыцаря ордена Чертополоха Людовика Бурбонского. Реконструкция XVII в.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология