Читаем Повседневность Средневековья полностью

Тем не менее эпоха Ренессанса почитает прекрасным строгое следование ритуалу. Нарушение этикета воспринимается как смертельное оскорбление. Особенно педантично соблюдается этикет при дворе. Кто с кем и как общается, как обставляется то или иное событие — на все случаи существуют свои законы. Даже казнь проводится по разным сценариям в соответствии с рангом и званием преступника. Например, для коннетабля Сен-Поля на эшафоте расстилают ковер с лилиями, подкладывают под ноги подушечку из алого бархата и такой же повязкой завязывают глаза. Ему предоставляют особую, но весьма сомнительную при казни привилегию — нового палача: будучи неопытным, он мог только усугубить страдания своей жертвы.

<p>Античность</p>

«Желание прекрасной жизни» превращает будни в праздник. Повседневный обиход расцвечивается яркими красками, облекается в эстетические формы. Сама повседневность предстает в искусственной, стилизованной форме. Стилизация — это подражание, следование каким-то образцам, повторение пройденного. В Европе того времени она разделяется на два типа: северный, или рыцарский, и южный, или ренессансный. Южный — это Италия. В Италии ориентируются на античные образцы, здесь утверждается гуманитарная, интеллектуальная направленность, подражание культуре античного Рима в соответствии с тем, как её понимали.

«Бесконечный праздник бытия» особенно характерен для придворной жизни: утром и днём устраиваются турниры, состязания, охота, вечером — балы, маскарады, пиры. Блистательной была атмосфера, окружавшая Медичи, д’Эсте, Гонзаго, Сфорца. Она представляется более «демилитаризованной», чем при других европейских дворах. Увлекаются изобразительными искусствами, литературой, философией, историей, музыкой. Типична фигура Лоренцо Медичи, прозванного Великолепным, — блестяще образованного человека, ценителя и знатока литературы и искусства. Таковы же папские или кардинальские дворы. Просвещённые папы и кардиналы покровительствуют гуманистам и художникам, собирают ценные рукописи, являя «пример ренессансной утонченности», как, например, папа Николай V (Томмазо Парентучелли) или Пий II (Энеа Сильвио Пикколомини).

Джорджо Вазари. Лоренцо Великолепный получает дань уважения послов. 1556–1558

Итальянский аристократ в XV–XVI вв. — более придворный, чем рыцарь, то есть изменяется его социальная роль. Светская придворная культура, ориентируясь на праздное времяпрепровождение, получает в Италии гуманитарную направленность. От придворного требуются совсем иные качества, чем от воинственной и невежественной знати Средних веков: чтобы блистать при дворе, необходимо обладать определёнными знаниями, а также умением красиво подать их. Придворный должен владеть латынью и греческим, читать античных авторов, писать стихи, играть на музыкальных инструментах — вот идеальный образец для подражания, предлагаемый трактатами того времени, в том числе известным трактатом «О придворном» Б. Кастильоне. Конечно, ученость не должна быть чрезмерной. Знания необходимы, чтобы сделать светскую жизнь нескучной, забавной и праздничной. И потому наряду с модой на античную философию с таким же увлечением заводили забавных зверушек, негритят и карликов.

Атмосферу эпохи Ренессанса характеризуют образ жизни и пристрастия итальянских гуманистов, восхваляемый ими «античный» стиль жизни. Увлечение античностью было настолько велико, что идеализированные формы поведения переносились в повседневность, создавая иллюзию возрождения жизненного уклада того времени. Это был досуг, заполненный учёными занятиями, интеллектуальным трудом и потому высокий и «сладостный», противостоящий профанному и «ленивому» досугу черни. Он проходил в интеллектуальном общении с единомышленниками в придворных кружках и академиях, в нескончаемых диалогах, помогающих сделать речь ещё более утонченной. Его необходимыми условиями были загородные виллы, жизнь на лоне природы, все реалии которой напоминали пасторальный идеал, некое возвращение в блаженную Аркадию «золотого века».

Вообще, умение «жить в античности», стремление «превратиться в римлян» имело знаковое содержание, поскольку увлечение античностью становилось повальной интеллектуальной модой. Она играла в жизни итальянских гуманистов настолько важную роль, что «стилизация жизни и сама жизнь совпадали», писал об этом явлении исследователь ренессансной культуры Л. Баткин. «Только в Италии и только в XV в. можно было прочно войти в историю, не блистая никакими особыми талантами, кроме умения талантливо помешаться на старине», — писал он, рассказывая о флорентийском гуманисте Никколо Никколи.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология