Читаем Повседневность Средневековья полностью

Вплоть до начала Нового времени сохраняется обычай устраивать аристии — героические поединки перед строем войск, готовых к битве. Некоторые из них вошли в историю: например, Вызов при Барлетте во время итальянских войн или Битва под Девентером во время нидерландской буржуазной революции. В аристиях может участвовать как пара, так и группы рыцарей, равные друг другу по численности. Одна из самых известных групповых схваток — Битва тридцати. Она произошла в 1351 г. в Бретани, где тридцать французов сражались с тридцатью англичанами. Своеобразным политическим шоу в рыцарском духе являлись дуэли, на которые владетельные особы вызывали друг друга. Как правило, до реальной дуэли дело так и не доходило, однако подготовка к ней велась всерьёз и требовала значительных затрат времени и средств.

Франс Хогенберг. Взятие Девентера. 1578–1590

По представлениям феодальной аристократии, военные действия должны постоянно согласовываться с нормами рыцарской этики, применявшимися во время турниров и охоты. Правила рыцарского боя запрещали заходить с фланга, маневрировать, отклоняться от прямого пути. Весьма весомы были соображения типа «если мы не пойдем прямой дорогой, то не покажем себя воинами, сражающимися за правое дело». Подобная тактика, естественно, приводила к большим потерям и далеко не всегда — к победе. Однако соображения целесообразности вряд ли могли остановить «бесстрашных» воинов. Главной являлась демонстрация отваги и доблести.

Закоснелость, надуманность многих правил «благородного» поведения вступает в противоречие с реальностями войны. Так, одно из них гласит, что рыцарю запрещено отступать в полном боевом снаряжении. Это не только лишает войско маневренности, но и делает невозможным проведение разведки. Решение проблемы ищут в приспособлении военной тактики к средневековым нормам, а не в ликвидации последних. Так, например, Генрих V Английский распорядился, чтобы рыцари отправлялись на разведку без доспехов: в этом случае возвращение с задания не было бы позором. Или же рыцарские правила требуют от победителя заночевать на поле битвы — это должно являться символом победы. Вообще, место и время сражения должны были определяться заранее, противника специально извещали об этом.

Внезапное нападение было недопустимо. Обычными были предложения о «выравнивании» позиций, по которому более выгодное место, дающее преимущество одной из сторон, должно быть покинуто. В действительности стратегические интересы всё-таки преобладали над романтическими идеями — эти предложения принимались редко. Иногда, правда, романтика всё-таки побеждала. Последствия были плачевными, как, например, в известном сражении при Наваррете: Генрих Трастамарский, будущий король Кастилии, пожертвовал более выгодной позицией и потерпел поражение.

До или после битвы совершается торжественный ритуал посвящения в рыцари, либо присвоения звания баннеретов — рыцарей со знаменем. Суровая простая жизнь, как говорится в одном трактате XV в., не подобает людям благородного звания. И потому там, где это возможно, стараются устроиться с удобствами и даже с роскошью. Так, лагерь Бургундского герцога Карла Смелого под Нейссом похож на декорации для придворного праздника, где шатры знатных рыцарей изображают замки и галереи, окруженные садами.

Война приукрашивалась как в жизни, так и в литературе. Сражения всегда описывались в духе напыщенной патетики, для чего использовалась специальная высокопарная лексика. Вызванные войной тяготы и лишения, грязь, кровь и страдания пытались скрыть, разыгрывая роскошный спектакль рыцарского праздника. Его создавал пестрый декор разноцветных одеяний, развевающиеся знамена и вымпелы, султаны на шлемах и красочные гербы. Играли трубы, звучали боевые кличи, что полностью диссонировало с новыми ритмами войны: в конце XV в. в Европе получили распространение огромные барабаны, появившиеся на Востоке. Их размеренный звук гипнотически действовал на подсознание, переводя сражение в сферу психологии. Иные времена — иные ритмы. Они говорили о начавшемся процессе механизации войны.

Когда декорации ветшали и блекли, сквозь мишуру вдруг проступали реальности времени. Они неприглядны. «Благородные» воины нападали врасплох, убивали, грабили, мародёрствовали. Они бежали с поля боя, нарушая все правила чести. А на море сражаться вообще было опасно, так как бежать оттуда затруднительно — так гласило расхожее мнение французского благородного сословия. Война служила обогащению, давая возможность преуспеть, выслужиться: заработать оружием приличные средства либо заслужить подвигами право на ренту или пенсию. Обогащались за счёт трофеев, грабежа и мародёрства. Особые усилия направлены были на захват знатных пленников, так как выкуп за них составлял главную статью доходов. Рыцари алчны, «неутомимы и охочи до немалых денег», с нетерпением ждут выплаты причитающегося им жалованья.

Миниатюра, изображающая смерть Оуайна Лаугоха, простреленного стрелой во время осады Мортани. XV в.

Перейти на страницу:

Все книги серии История и наука Рунета

Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи

XVIII век – самый загадочный и увлекательный период в истории России. Он раскрывает перед нами любопытнейшие и часто неожиданные страницы той славной эпохи, когда стираются грани между спектаклем и самой жизнью, когда все превращается в большой костюмированный бал с его интригами и дворцовыми тайнами. Прослеживаются судьбы целой плеяды героев былых времен, с именами громкими и совершенно забытыми ныне. При этом даже знакомые персонажи – Петр I, Франц Лефорт, Александр Меншиков, Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, Иван Шувалов, Павел I – показаны как дерзкие законодатели новой моды и новой формы поведения. Петр Великий пытался ввести европейский образ жизни на русской земле. Но приживался он трудно: все выглядело подчас смешно и нелепо. Курьезные свадебные кортежи, которые везли молодую пару на верную смерть в ледяной дом, празднества, обставленные на шутовской манер, – все это отдавало варварством и жестокостью. Почему так происходило, читайте в книге историка и культуролога Льва Бердникова.

Лев Иосифович Бердников

Культурология
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света
Апокалипсис Средневековья. Иероним Босх, Иван Грозный, Конец Света

Эта книга рассказывает о важнейшей, особенно в средневековую эпоху, категории – о Конце света, об ожидании Конца света. Главный герой этой книги, как и основной её образ, – Апокалипсис. Однако что такое Апокалипсис? Как он возник? Каковы его истоки? Почему образ тотального краха стал столь вездесущ и даже привлекателен? Что общего между Откровением Иоанна Богослова, картинами Иеронима Босха и зловещей деятельностью Ивана Грозного? Обращение к трём персонажам, остающимся знаковыми и ныне, позволяет увидеть эволюцию средневековой идеи фикс, одержимости представлением о Конце света. Читатель узнает о том, как Апокалипсис проявлял себя в изобразительном искусстве, архитектуре и непосредственном политическом действе.

Валерия Александровна Косякова , Валерия Косякова

Культурология / Прочее / Изобразительное искусство, фотография

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология