Повседневная жизнь царских губернаторов. От Петра I до Николая II

Далее Пассек использовал свою власть и издал некоторые распоряжения в духе вышеупомянутых требований могилёвского прокурора. Порядок, судя по словам мемуариста, был восстановлен, но были ли наказаны виновные? Отнюдь нет. Генеоал-губернатор Пётр Богданович Пассек пожурил губернатора Герасима Ивановича Черемисина, помахал у него перед носом пальчиком, и на этом всё успокоилось. Граф Аугсберг расширил сферу подношений и стал снабжать своей продукцией и прокурора Герасимова, и, естественно, генерал-губернатора Пассека. Мало того, граф учредил для генерал-губернатора «пансион» в размере 360 рублей в год, о чём Пассек пишет в своих мемуарах без тени всякого смущения.

Аналогичные сцены с винокурением происходили повсеместно по всей территории Российской империи. Владимирский губернатор И.М.Долгоруков, как и Пассек, тоже пытался навести хоть какой-то порядок в винных откупах, но, несмотря на отсутствие склонности к спиртным напиткам, которой был подвержен Пассек, успеха не имел. Чиновничество стояло стеной, покрывая преступления своих коллег, и откровенно плевало на единичные и робкие попытки губернаторов и генерал-губернаторов положить конец их беспредельному воровству.

Борьба с эпидемиями, пожарами и прочими напастями

Динь-динь-бом! Динь-динь-бом! Загорелся кошкин дом.

Детский стишок.

Современному читателю трудно представить себе Россию конца XVIII – начала XIX века с её стихийными бедствиями и незащищённостью от «прилипчивых» болезней типа чумы, тифа и кори, регулярно навещавших страну и уносивших тысячи жертв. Медицина и санитария стояли на низком уровне, как, впрочем, и в других странах, а культурный уровень населения тоже оставлял желать много лучшего.

Вот как описывает доктор Дримпельман эпидемию чумы, посетившую Херсон в конце 1790-х гг. На борьбу с чумой правительство в помощь местным властям56 отправило из Петербурга команду медиков, которым предстояло преодолеть 1800 вёрст, прежде чем добраться до места назначения.

За несколько вёрст до Херсона взору приехавших врачей предстали поднимавшиеся к небу и заслонившие солнце зловещие клубы дыма и пара. Повсюду лежали кучи мусора, которые нужно было поддерживать в состоянии горения. Дым и испарения считались одним из важных методов против распространения заразы. Но всё это нисколько не помогало, пишет Дримпельман, чума в Херсоне продолжала свирепствовать.

Разместив команду приданных ему медиков, моряков и рекрут по квартирам, Дримпельман отправился осматривать город и в устроенный в двух верстах от него карантинный лагерь. Чума уже унесла жизни нескольких врачей. В лагере находились несколько сотен страдающих больных, которым помочь уже было нельзя. Все они были обречены на мучительную смерть. Спустя некоторое время все молодцы-рекруты, прибывшие в Херсон здоровыми, умерли. В городе как раз появились великолепные сочные и дешёвые дыни, арбузы и огурцы. Наевшись их, солдаты заболели диареей, а в сочетании с чумными бациллами это означало истощение организма и верную смерть.

И врачи, и больные размещались в карантинном лагере в землянках. Для доставки больных в лагерь и для подбирания трупов на улицах города использовались команды из каторжных заключённых. Впереди команды один из каторжников нёс белый флаг, так что встретившиеся прохожие могли увидеть их и свернуть в сторону. Каторжники отвозили трупы за город, обливали их известью и закапывали в землю.

Дримпельман держался два месяца, а потом болезнь настигла и его. У него началась головная боль, он потерял аппетит, и во всём теле наблюдалась слабость. На второй день опухли железы, и доктор понял, что заболел чумой. Он приказал вскрыть железы, с тем чтобы гной мог выйти наружу, и этим спас свою жизнь.

Действие чумы было мгновенным. Живший в одной землянке с Дримпельманом хирург лёг спать здоровым, а утром его нашли в постели мёртвым. Дримпельман пишет, что неоднократно подтверждалось следующее наблюдение врачей: чаще всех чумой заражались люди, испытывавшие перед ней страх. Меньше всех умерло, казалось бы, обречённых на смерть каторжников. Жители города, изолировавшие себя в домах, всё равно умирали и довольно часто по сравнению с другими.

Чума в Херсоне свирепствовала два года, а потом так же неожиданно кончилась, как появилась. Оставшихся в живых карантинных выпустили на волю, предварительно вытерев их уксусом. Всю одежду их предали огню, и власти выдали им бесплатно тулупы, рубахи, штаны, чулки и некоторую сумму денег в знак компенсации за понесённые им во время чумы убытки.

О чуме и вошедшем в историю чумном бунте в Москве в сентябре 1771 года пишет свидетель и участник борьбы с ней гвардеец А.А.Саблуков. Кто же, кроме военных, был способен помогать медикам лечить больных и локализовать распространение заразы? Воспоминания Саблукова касаются чисто внешней канвы событий, и о перипетиях врачебных усилий он не сообщает.