Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

Тут от близкого к возвышению стола поднялся седоголовый кметь в черных одеждах, сверкавших золотом. Невзирая на возраст, лицо его оставалось красивым и гладким. Прямоносый, прямоустый, сверкнув ясными серыми очами, он молвил:

– О люди, я нахожу, что Орлан правильно поступил, приветствовав этого гостя. Во-первых, если он и обманул нас, то не стал длить ложь нашего родича; посему, если и должен кто-нибудь умереть за обман, пусть это будет Хилый Лис. Во-вторых, следует признать, что тяжкая нужда заставила этого мужа прибегнуть к сей лжи. Скажу еще, что с достоинством вступил он в этот чертог и провел нас и что сыграл свою роль с мудрой хитростью воина. В-третьих, он доказал свое мужество, а добившись успеха, отрекся от обмана, преобразившись в нашего врага и пленника, хотя мог бы как гость свободно сидеть между нами и принимать все почести. И сделал он это, не укоряя Хилого Лиса во лжи и причудливых выдумках, ибо рек, что любит его, но так, чтобы тот мог проявить истинное мужество. Более того, не следует забывать, что он восстал против Короля, не знающего Смерти, нашего хозяина и властелина; посему, оказав ему честь, мы являем великодушие, которое не вызовет гнева нашего господина. Посему скажу Варбранду[4] – нет, мы не должны объявлять волком этого мужа, чтобы не уронить себя рядом с ним. Голова его на коньке нашего дома станет укором, знаком нашего позора. Посему, советую тебе, о Орлан, возвысь этого человека; добро будет нам, если он получит богатые дары, подобающие воителям, чтобы было что показать ему в Доме Ворона. И да послужат они началом мира между нами и его благородными родичами. Таково мое слово, и нечего более прибавить к нему.

Сказав сие, он сел, а в чертоге заговорили и зашевелились; и многие говорили, что Серый Гусь рассудил правильно и добро быть в мире со столь мужественными людьми, как этот гость.

Только Орлан добавил:

– К сему прибавлю одно слово: тот, кто посмеет преградить путь Холблиту из Дома Ворона, будет моим врагом.

И он велел наполнить чаши и выпить за здравие Холблита; так все и поступили со многого радостью и весельем.

Но когда ночь почти миновала, Орлан повернулся к Холблиту и молвил:

– Доброе слово сказал Серый Гусь о дареньи даров. Сын Ворона, примешь ли ты от меня дар и будешь ли моим другом?

– Буду другом тебе, – ответил Холблит, – но не приму дара ни от тебя, ни от кого другого, доколе не обрету дар даров – мою нареченную. Не будет мне счастья, пока не возрадуюсь я вместе с ней.

Тут рассмеялся Орлан, и Хилый Лис ухмыльнулся всем широким лицом, а Холблит, глядя то на того, то на другого, удивлялся причинам такого веселья, но они только заходились все радостней. Наконец Орлан молвил:

– Тем не менее ты увидишь дар, который я даю тебе, а потом можешь принять его или оставить – как захочешь. Эй вы! Принести сюда Престол Восточных Земель со всем, что принадлежит ему!

После этих слов несколько мужей оставили чертог и скоро вернулись с престолом, самым красивым образом покрытым слоновой костью, отчасти позолоченным и усыпанным самоцветами и украшенным самой тонкой работой; поставив его посреди чертога, все вернулись на свои места, а Орлан сел и благосклонно улыбнулся своему народу и Холблиту. Тут заиграли волынки, запели малые арфы, и двери в перегородке раскрылись, и внутрь вступили прекрасные девицы, числом не менее двадцатерицы; и у каждой на груди была роза; и, входя, они останавливались чередой позади Престола Восточных Земель и бросали розы на землю перед собой. Когда цепочка завершилась, девы запели.