Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

– Нет-нет, – остановил его Лис. – Я хочу сказать только то, что тебе уже известно. Разве мы с тобой сейчас не на ней? И это даже, если не считать старого кметя, засевшего в своей дыре. Но я обещал тебе, что смерть не ждет тебя на сей раз на острове, разве что ты сам не устремишься ей навстречу. Ну, а об этих людях еще скажу, что они не осмелятся подняться сюда, потому что весьма боятся моего прапрадеда. И в этом они правы, ведь сейчас, хотя он и мертв, от него так и прет самое худшее, и с ним нелегко поладить всякому, кроме того, кому он вставил кроху собственной ярости. Ты и сам мог заметить по моему родичу, Морскому Орлу, сколько злой крови и пакостности появляется у наших стариков, когда одиночество и скука начинают одолевать их. Ибо должен сказать тебе, что часто слышал от собственного отца, что его родитель, Морской Орел, в цвете сил был большим любителем женщин и весьма приятным другом. Но, как я уже говорил, старея годами, мужи нашего рода становятся все хуже и хуже; представь же теперь, насколько скверным успел сделаться этот старикашка за все то время, которое он провел в могиле. А теперь пойдем в мой дом – на другую сторону этого луга, напротив моего родича.

Тут он повел Холблита вниз со скалы, и тот спросил Лиса:

– Что? Значит, и ты мертв, раз у тебя есть дом в этом месте?

– Нет-нет, – улыбнулся Лис. – Неужели я кажусь тебе настолько злым? Я не старше тебя.

– Но скажи мне, – спросил снова Холблит, – озлобит ли и тебя старость?

– Может, и нет, – посмотрел на него строгим взором Лис, – ибо я задумал перейти в другой Дом, найти другую родню, которая и исцелит меня от недоброго наследия предков.

Так разговаривая, перешли они небольшой лужок и приблизились к устроенной в скале пещере, вход в которую закрывала дверца с окошечком. Лис ввел Холблита внутрь, где оказалось совсем не худо. В пещере было сухо и чисто; там нашлись и стол, и стулья, и полки, а в стене был устроен и поставец. Когда они сели, Лис проговорил:

– Здесь ты можешь обитать в безопасности и покое, сколько захочешь, если не побоишься соседства со старым кметем. Но я прекрасно вижу, что ты торопишься оставить остров и вернуться домой к собственным родичам, и посему в сумерки должен привести тебя поближе к пиршественному чертогу, чтобы оказался ты рядом, когда потребуется свершить то, что надлежит совершить этим вечером, чтобы мы смогли завтра уплыть отсюда, еще ты должен снять свой Вороний доспех, чтобы никто не узнал тебя в сумерках, когда мы окажемся вблизи от дома. Здесь придется тебе получить от меня домотканую одежду, какую носят наши взятые с боя трэлы, и она тебе хорошо послужит. Только не надевай ее, пока не приблизилось время нашего отплытия; тогда я уведу тебя и оставлю в хижине возле чертога, а когда ты окажешься в ней, позабочусь, дабы никто не вошел в эту хижину; если же такое и случится, они тебя не узнают, и увидят в тебе кметя, знакомого им по имени. Мой старый родич научил меня делать и более сложные штуки. А сейчас пришла пора есть и пить.

Тут он извлек из поставца съестное, и они взялись за еду. Но когда трапеза завершилась, Лис научил Холблита всему, что тому предстояло им исполнить в эту ночь. После же, пространно поговорив о многом, они коротали день в той самой каменной котловине и перед наступлением сумерек направились к чертогу, прихватив с собой в узле весь Холблитов доспех, словно взятую на море добычу. Так подошли они к дому прежде, чем расставили столы; и Хилый Лис оставил Холблита в хижине, примыкавшей к кладовой, так чтобы ему легко было попасть в самую середину зала. Тут Холблит переоделся и облачился в свой Воронов наряд, но Лис велел ему прикрыть личиной лицо, чтобы никто не узнал юношу, когда он войдет внутрь.

Глава XXI. О поединке витязей в Чертоге Опустошителей

Теперь следует сказать, что в тот вечер вожди вошли в чертог и уселись за столом на возвышении, как было и в тот раз, когда Холблит сидел между ними. После наибольший между ними, Орлан, по обычаю встал и молвил:

– Внемлите, люди! Сегодня ночь витязей, и да не вкусим мы пищи, доколе не скрестятся бледные клинки, пока не падет витязь, пока не увидим мы победителя. Пусть они выступят и назначат виру, которую побежденный выплатит победителю. И пусть все знают, что кто бы ни победил в поединке – родич, чужак или заклятый враг, – пусть даже прежде он оставил у двери в чертог голову моего брата, в этот вечер он уйдет от нас, не страшась меча, топора и руки. Он будет есть с нами, пить с нами, спать с нами и отправится восвояси, не претерпев от руки или оружия, и уплывет с острова на своем киле или на нашем, как тому быть. Пусть рога созовут витязей!

И рога испустили бодрый клич, а когда он и отзвучали, в чертог вступил рослый муж в черной одежде, черной броне и с черным оружием, только клинок его оставался белым. Лицо его прикрывала маска, но волосы хвостом рыжего коня свисали из-под шлема.

Так встав посреди чертога, он крикнул: