Повесть о Роскошной и Манящей Равнине

Но вернемся к Холблиту; вскоре он потерял из вида Роскошную и Манящую Равнину и горы над нею. Вокруг него осталось одно только море. Сердце его наполнилось восторгом, когда вдыхал он ветер и запах соли, и смотрел на прозрачные холмы и долины над беспокойными глубинами. Он все твердил себе, что возвращается домой, к родичам, под кров, издревле служивший предкам.

Холблит правил прямо на север, насколько умел; но день кончался, а ветер все влек его вперед, не позволяя грести и не затягивая путешествия; крепчающий бриз гнал маленькое суденышко, резво перескакивавшее с волны на волну. Солнце закатилось, высыпали звезды, а он все плыл вперед и не спал, ну разве что как пес – вполглаза. Наконец явилась заря, день выдался ясный, солнечный и почти безветренный, но перед закатом небо затянули облака, с северо-востока потянул свежий ветер, и, хотел он того или нет, Холблиту пришлось идти под парусами всю ночь. К восходу ветер снова утих и почти не дышал целый день, так что юноша не намного продвинулся к северу на веслах; не задувал ветер и до восхода луны, когда уже село солнце.

Теперь Холблит настолько устал, что не мог не уснуть. Он расстегнул шлем, подсобрал парус на рифы и, опустив лодку по воле ветра, улегся спать на корме.

Но после полуночи, ближе к рассвету, он пробудился от великого крика в ушах. Холблит оглядел темные воды, но ничего не увидел, ибо ночь вновь сделалась черной. Осмотрев суденышко, он вновь улегся спать, поскольку был отягощен дремотой.

Проснулся он уже светлым утром; поглядев на кормило, чуть повернул к ветру нос лодки, а потом осмотрелся вокруг еще сонными глазами. И они открыли ему такое зрелище, что Холблит едва сумел сдержать восклицание. Ибо… о! прямо перед ним поднимались из вод во всей своей черноте огромные и мрачные утесы Острова Искупления. Он тут же направился к парусу, чтобы остановить лодку, однако та все равно неторопливо приближалась к суше, потому что сильное течение непреодолимо стремило ее к берегу. Спустив торопливо парус, Холблит взялся за весла и, напрягаясь, попробовал увести свой кораблик обратно в море, однако старания его оказались напрасными, и берег становился все ближе.

Поднявшись от весел, он огляделся, увидел, что находится уже в трех фарлонгах от берега и приближается к входу в ту самую гавань, которую оставил с Морским Орлом двенадцать лун назад, и понял, что воистину должен провести в нее свою лодку, иначе неминуемо разобьется о высокие скалы. Холблит уже видел, как волны набегают на утесы; одна из них, оказавшаяся повыше, ударила в каменную грудь, плеснув по ней вверх, словно бы пытаясь дотянуться до поросшей травою макушки, а потом речкой соленой воды обрушилась в море.

Тут он сказал себе, что примет все, что бы ни случилось с ним внутри этой гавани. Холблит снова поднял парус, взялся за кормило и направил лодку в самую середину бреши между скал, не зная, что ждет его на этом пути. Но уже через несколько минут ладья его вырвалась на гладкие воды и начала терять скорость, ибо ветры не могли проникнуть в залив, со всех сторон окруженный камнем. Холблит внимательно огляделся, разыскивая врагов; однако нигде не было видно ни корабля, ни лодки; посему он принялся осматривать берег, чтобы найти лучшее место для киля. Как сказано, здесь не было песчаного откоса, глубокие воды подходили прямо к покрытому травой берегу. Прилив поднимался высоко, и при отливе не без труда можно было подняться вверх от лика морского. Однако в тот миг воды стояли высоко, и между травой и темно-зеленым морем оставалось едва ли два фута.

Тут Холблит направил свое суденышко к углу гавани; за ним, чуть отступив от берега, из зеленой травы поднимался скалистый гребень; возле него паслось стадо овец, среди которых лежал рослый муж, как будто бы безоружный, ибо Холблит не заметил на нем блеска стали.

Суденышко приближалось к берегу, но рослый не шелохнулся; не сдвинулся он и когда киль стукнул о камни, и Холблит, выскочив, привязал свой ял к копью, глубоко вонзив его в землю. Тут Холблит счел, что муж сей мертв или же спит, и посему извлек свой меч и, держа его в правой руке, взял левой острый нож, приблизившись к покоящемуся между овец мужу. Тот лежал на боку, так что Холблит не видел его лица, а посему, тронув ногою, воскликнул:

– Проснись же, о пастырь! Ибо рассвет давно миновал, а явившийся день привел тебе гостя.

Повернувшись, муж медленно сел, и… о! это оказался не кто иной как Хилый Лис!

Поняв это, Холблит чуть отшатнулся, но воскликнул такими словами:

– Неужели я наконец отыскал тебя, о враг мой?

Сев малость попрямее, Хилый Лис потер глаза и буркнул:

– Да, ты нашел меня, можешь не сомневаться. Но вот о том, что я враг тебе, можно сейчас обменяться одним или парочкой слов.

– Что? – возмутился Холблит. – Неужели тебе непонятно, что одним лишь мечом стану я говорить с тобой?

– Вот уж не думал, – ответил Хилый Лис, неторопливо вставая. – Только позволь мне надеяться, что ты не сразишь меня безоружным, ведь, как ты видишь, при мне ничего нет.