Повесть о Предславе

– Отца схоронили. Заутре ты, Конрад, поедешь в Оломоуц, на княжение. С тобой вместе пан Лопата с сыном отправится и Иржи. Пора тебе, сынок, стол княжеский получать. Ведаешь, как у нас на Руси? С тринадцати годов княжичи юные на столы садятся. И мои братья такожде. Со младых лет должен князь учиться доле своей – подати собирать, суды творить, землю родную от ворогов боронить. Ты же, Владимир, поедешь покуда в Угрию, в город Печ. Друг наш, епископ Бонифертий, ждёт тебя. Обучать тя почнёт богословским наукам, коли сам ты того возжаждал.

– Да он, матушка, и вовсе в монахи идти собрался, – косо, с неодобрением глянув на младшего брата, промолвил Конрад. – Говорит, один у мя отец, одна мать – Иисус Христос. Ему служить хочу.

– А тя кто за язык тянет! – Владимир, не сдержавшись, больно ударил старшего брата по плечу.

Конрад ответил ему тем же, меж княжичами едва не вспыхнула драка. Предслава стукнула кулаком по столу.

– А ну, прекратите! Стыдитесь! Какой пример другим показываете! Токмо и слышу от холопок да от отроков, как друг дружку тумаками угощаете! Что в монахи идти надумал – то правда?! – строго воззрилась она на молодшего сына.

Владимир смутился, покраснел, потупил очи.

– Да есть мысли такие. Токмо мал я покуда, рано о том баять, – пробормотал он.

Предслава, недовольно сдвинув брови, смолчала. Ей не хотелось, чтобы внук Владимира Крестителя избрал стезю служения Господу. Но вспомнила внезапно вдовая королева пророчество Майи Златогорки: «Один сын твой – в шапке княжеской, другой – в сутане». Может, Майя была права? Как знать?

– Вот и я полагаю: рано тебе о монастыре думать! Что ты ведаешь о монашеской жизни?! Да знаешь ли, сколь тяжек крест отречения от мира?! Уговоримся тако: вот побудешь в Пече, воротишься, съездим с тобою в монастырь на Сазаве. Поглядишь, как божьи люди живут. А ты, Конрад, жди меня в Оломоуце. Приеду вскоре, за тобой вослед. Гляжу, дети вы ещё. – Она вновь строгим оком оглядела сыновей. – А пора б вам взрослеть! За спинами старших довольно прятаться. Особо к тебе, Конрад, сии слова касательство имеют. И помните: я, мать ваша, вас не оставлю. В горе ли, в радости – всюду с вами буду, покуда силы имею. Никого ибо, кроме вас, нет у меня. Братья – далече, да и… – Она смахнула скатившуюся из глаза нечаянную слезу. – В общем, как уговорились. Заутре же пожитки свои собирайте – и в путь. А сейчас – спать.

Она решительно поднялась с лавки и перекрестила обоих сыновей.

Когда Конрад с Владимиром вышли, она опустилась обратно на лавку и обхватила руками голову. На душе было тревожно. Беспокоилась вдовая королева за своих сыновей – не натворили бы они глупостей. Дети ведь ещё, почитай. Но вместе с тем как будто некий внутренний голос шептал ей, что всё будет хорошо. В этом же убеждали её и давние пророческие слова Майи Златогорки.

Глава 72

Буковый лес подходил к самому берегу Моравы, могучие деревья раскинули над водой свои широкие зелёные ветви. Далеко ввысь, на двадцать – двадцать пять сажен, уходили толстые стволы. Широкие кроны укрывали от солнца утомлённого путника. За полосой реки заросли бука становились ещё гуще, плотной зелёной массой покрывая вершины и склоны Нижнего Есеника[249].

Оломоуц, обведённый приземистой каменной стеной, маленький и утлый в сравнении с Прагой или Краковом, с горбатым мостом через ров, наполненный отведённой из реки водой, показался Предславе каким-то кукольным, почудилось сперва даже, что не люди здесь живут, а альвы[250] какие-нибудь, выбравшиеся из недр земли. Из города вела дорога на север, на Клодзко, в те самые места, где пролегал её путь из Болеславовой темницы. Нахлынули было в душу вдовой королеве воспоминания, но она отогнала их прочь, упрятала на задворках памяти. Будет ещё время заглянуть в прошлое!

На юг бежала, змеясь, пронизывая буковый лес, другая дорога, узенькая, местами поросшая мхом. Где-то там, за лесом – скалы и страшная пропасть Мацоха, а ещё дальше – Брно с его черепичными крышами и берегом узенькой Свратки.

За Моравой, если пересечь Есеник, можно выехать к истоку Одры и напиться из туеска ледяной, ломящей зубы чистейшей воды. Южнее проходит широкий торный шлях на Угерске-Градиште – крепость, из которой сумел унести ноги её, Предславы, враг – изменник Володарь. Думать о нём не хотелось, королева вздыхала, морщилась, старалась отвлечься.

Моравия была густо заселена, по пути её возок то и дело проезжал мимо богатых сёл и хуторов. Крестьяне-седляки в расшитых узорами на воротах рубахах выходили к дороге, кланялись в пояс, подносили хлеб-соль, угощали свежим парным молоком. Помимо славянских, было в округе много венгерских селений. У ворот замков встречали её моравские паны и владыки. Иногда внезапно натыкались путники на священные дубы, сплошь увешанные разноцветными тряпицами и конскими черепами. Старая языческая вера продолжала жить здесь, в лесах и рощах Моравии, несмотря на то, что ещё полтора столетия назад равноапостольные Кирилл и Мефодий принесли в эти места свет христианства.