Повесть о Предславе

– У короля Иштвана не оказалось прямых наследников. Его единственный сын Имре несколько лет назад погиб на охоте в Трансильвании. Был у Иштвана двоюродный брат Вазул, но по королевскому приказу в уши ему влили расплавленный свинец, а глаза выжгли раскалённой добела железной рогатиной. У Вазула остались три сына – Бела, Левента и Андраш. Все они ныне в бегах, один – в Польше, двое других – на Руси. Никого из них не хотел король видеть своим наследником. Умирая, он завещал угорский престол своему племяннику Петеру, сыну своей сестры, бывшей замужем за Орсеоло, дожем Венеции. И вот золотую корону мадьяр воздел на чело чужеземец. Окружил он себя одними рычащими швабами и тараторящими итальянцами. Народ не захотел терпеть такого правителя и зароптал. Случилось восстание, люди отвергли Христа и стали возводить в долинах рек и в пуште изваяния идолов. Петер пошёл ратью на непокорных, а в награду обещал своим сторонникам мои владения. Ему сказали, будто я сочувствую восставшим! И тогда я решил уйти, увести своих воинов из Арада. Я не хочу служить таким, как Петер. Не хочу, чтобы венецианец распоряжался мной и моими людьми.

Айтонь грустно вздыхал и тянул из оловянной кружки горький пшеничный ол. Предслава смотрела на его испещрённое шрамами и морщинами лицо и вспоминала свою почившую младшую сестру. Анастасия была молода, красива, весела – и вот уже которое лето нет её на свете, не увидит она больше никогда сестриной улыбки, не полюбуется её красой, не шепнёт ей на ушко самое сокровенное, что только есть на душе.

Вдовая королева с трудом сдержала слёзы.

«Слезлива становлюсь, старею. Ни к чему то. Твёрже быть надобно, сынам пример подавать, а не раскисать от воспоминаний о былом», – одёрнула она сама себя.

В горницу вступили три молодых сотника в жупанах – белом, зелёном и синем.

– У каждой сотни – свой цвет, – пояснил Айтонь.

Сотники низко кланялись Конраду и Предславе, говорили, что рады новой службе, что готовы головы сложить за вдовую королеву, что наслышаны о её доброте и милосердии и просят лишь дать каждому по пятьдесят гривен серебра на сотню.

Предслава согласилась, она не хотела и не умела торговаться. В конце концов, не обеднеет скотница от содержания добрых воинов. Оскудевает она тогда, когда некому становится её оберегать.

Уже после приёма в переходе дворца она внезапно столкнулась с пожилой печенеженкой, последней женой Айтоня. Старушка носила платье из ярких разноцветных лоскутьев, а волосы повязывала синим платом с вышитыми на нём огненными звёздами и стрелами.

«Про неё, верно, Настя тогда писала. И вот надо ж: Настя умерла, а сия – жива, ходит по земле. Говорят, лечебные травы ведает», – пронеслось в голове Предславы.

Она спросила печенеженку:

– Как звать тебя?

– Зобеида, – прошамкала старуха, смерив её злым испытующим взглядом тёмно-карих глаз.

– Ты из племени кангар?

– Зачем спрашиваешь? Знаешь и так, – прошипела печенеженка.

«И как Настя терпела? Или с ней она не была столь груба и зла?»

Внезапная вспышка гнева обожгла Предславу.

– Изволь отвечать! – словно хлыст, ударили её слова старуху. – Я, вдовая королева богемская, дочь великого киевского князя Владимира, вопрошаю тя!

Зобеида скривила беззубый рот и снова зашипела змеёй:

– Я помню, как наши воины стояли под Киевом! Жаль, что не увели тебя тогда на аркане в степь и не продали в невольницы на рынке в Херсонесе, дочь Владимира!

– Может, довольно вражды? Недругами были наши отцы, но нам с тобой делить нечего. Твой муж, славный храбр[254] Айтонь, пришёл служить моему сыну. Мы теперь – по одну сторону крепостной стены, Зобеида! Прости, если была с тобой невежлива.

Сказала эти слова вдовая королева и взялась рукой за рукав платья печенежинки. Зобеида руки не отняла, лишь посмотрела на неё как-то странно, чуть заметно усмехнувшись. Тёмные глаза её потеплели.

– Я думала, ты меня ненавидишь, – пробормотала она.

– За что? За то, что ты кангарка? Это глупо. – Предслава засмеялась и пожала плечами. – Ежель и была у меня вражда к вашему племени, то было прежде и забыто за давностью лет. Жду тебя вечером на трапезу. Приходи.

Предслава спустилась по лестнице в галерею, оставив собеседницу в некотором недоумении посреди тускло освещённого свечами перехода.

…Князь Бржетислав два года вынашивал свои планы. Наконец решившись, молодой чешский петух ударил по Польше. В руины был обращён Краков – место давнего заключения Предславы. Вместе с Бржетиславом в поход ходили и Конрад с Айтонем, младший же сын бывшей королевы Владимир как возвратился из Печа от отца Бонифертия, так снова заговорил о том, что мечтает принять иноческий чин.

– Не вижу для себя иной стези, матушка, – признавался он Предславе. – Окромя служения Господу, ничего меня не привлекает. Войны – противны, суды и полюдья – тоже не по душе. Отпусти на послушание в монастырь Бржевновский![255]