Повесть о Предславе

…Утреннее купание в реке напомнило Предславе детство, Позвизда и Златогорку. Где теперь подруга её детских лет? Жива ли? Или всё ходит, покалеченная, по дорогам, лечит людские хворости и предсказывает грядущее? Верно ведь предрекла ей: родила она второго сына, рассталась с Матеей и одолела отметника Володаря. Что она ещё говорила? Один сын – в княжеской шапке, а другой – в сутане. Значит, кого-то из её детей ждёт судьба монаха. А может, и неправа была Майя? Кто ведает? И где теперь её сыщешь?

Другое дело – Позвизд. С ним Предслава с недавнего времени стала постоянно пересылаться грамотками. То на Пасху пошлёт поздравления, то вспомнит, когда у брата именины, а то и без повода начертает на бересте исполненные любви и воспоминаний о прошлом строчки. Хотелось, ой как хотелось побывать ей на Руси, встретиться с братом в его Луцке, поглядеть, как он обустроился и какова вообще нынче жизнь на родной стороне. И в Киеве бы она непременно побывала, и могилу убиенных братьев Бориса и Глеба посетила бы. Теперь, когда умер Болеслав Польский, никто не помешает ей добраться до Русской земли. Не столь далёк путь. Вот только подрастёт немного Владимир, и обязательно съездит она в Луцк, повидает брата.

При мысли о возможном путешествии она мечтательно улыбнулась. Как было бы хорошо посетить те места, в которых прошло детство!

Вскоре к ней явился Рыжий, попросил посмотреть персидские ковры и шёлк, которые привёз торговый караван из Исфагана. Предслава с насмешливой улыбкой поспешила в гостиную залу замка.

Купец, видно, узнал её, изумлённо вскинул густые брови, но ничего не сказал. Приложил руку к сердцу, поклонился, как было положено, разложил на столе разноцветные ткани. Были здесь и паволоки, и шёлк, и зендянь, и тонкое сукно. А ковры были такие красивые, что Предслава ахнула от восхищения. Выбрала для себя отрез голубого серского[225] шёлка на платье, золотой лекиф[226] с тонкой ручкой и узким длинным горлом, поливное блюдо, изготовленное в Дамаске, как сказал купец.

Слуги уносили дорогие вещи, в руки торговца сыпались пражские гроши и серебряные дирхемы[227].

– Возьму и ковёр. Вельми хороши они. Не знаю, какой выбрать. Помоги, посоветуй, – обратилась она к Рыжему.

– Возьми вон тот, с птицами.

– Цвета красивы. Синий с огненным. – Княгиня зачарованно качала головой.

После Рыжий пригласил купца разделить с княжеской семьёй и ближними панами трапезу.

Предслава во время обеда стала расспрашивать торговца о том, как добрался он до Чешской земли.

– Долог путь мой, достопочтимая госпожа. Сначала достигли мы славного города Дербента, что расположен на берегу Хвалисского моря[228]. Потом мы шли по степям.

– Там кочуют печенеги. Не тронули они вас?

– Нет. Печенеги сейчас мирны. К тому же многие из них приняли веру пророка.

Предслава знала о последних событиях на западной окраине Великой степи из письма Айтоня и Анастасии и не удивилась.

– Теснят печенегов другие народы, – продолжал перс. – Огузы перешли Итиль[229]. Ещё один народ наводит страх на своих соседей на востоке. Они зовутся кипчаками[230], они быстры и тьмочисленны. Но, хвала Аллаху, наш путь не пролегал через владения этого народа.

– Куда же лежит дальнейший ваш путь? – спросил Рыжий.

– Мы идём в торговый город Регенсбург на реке Дунай. Хотим купить доброго сукна и оружие.

– А не был ли ты, добрый человек, на Руси? – стала допытываться Предслава. – Не слышал ли, мирно или ратно живут там князья?

– Через земли русов я не проезжал. Но не слышал, чтобы русы воевали между собой или с кем-нибудь ещё. В стране мадьяр я был гостем твоей сестры, достопочтимая княгиня. Она покупала у меня дорогие кожи. Её супругу, доблестному Айтоню, я продал острый хорасанский[231] клинок. С синеватым просверком, самый крепкий булат. Куют у нас в Персии.

– На сестру Анастасию похоже. Очень любит кожи, – с улыбкой промолвила Предслава, обращаясь к Рыжему. – Ну а где же твой шербет, достопочтимый купец? Или весь выпил?

Перс лукаво усмехнулся и сделал знак одному из слуг. Тот выскочил в дверь и вскоре уже разливал по чарам сладкую тягучую жидкость.

Ясновельможные паны изумлялись вкусу шербета, красочным восточным тканям, ворсистым коврам. Наперебой, стараясь обойти один другого, выкрикивали они цены. Впрочем, товара хватило всем. Торговец был опытен и, видно, не впервые оказался в Чехии.

До позднего вечера шумел в горнице замка буйный пир. А поутру караван поехал дальше на запад. Предслава смотрела из окна, как верблюды неторопливо вышагивают по шляху вдоль берега Лабы.

– Такие большие, – говорил про них Конрад, выглянувший в окно вслед за матерью. – А знаешь, мама, как они плюются? Един раз плюнет, и всё лицо пеною покроется.

– Знаю. – Предслава с улыбкой ласково провела ладонью по тёмно-русым волосам первенца.

«От купцов не только товары добрые получаем мы, но и вести. А они порой бывают важнее драгоценной рухляди, – думала она. – Всегда надо привечать купцов из иных земель».