Повесть о любви и тьме

Дедушка Эфраим был таким: едва взглянешь на него – и сам тут же начинаешь улыбаться! Любой, хочет он того или нет, немедленно начинал улыбаться, как только дедушка Эфраим входил в комнату. Даже портреты на стенах сразу же начинали улыбаться, едва дедушка Эфраим входил в комнату.

К счастью, сын его, Нафтали Герц, любил отца без оглядки, прощал ему все, делал вид, что не подозревает о неспособности старика разобраться в делах, не замечает, как без разрешения открывает он в конторе кассу и извлекает оттуда несколько купюр, чтобы, подобно святому старцу из хасидских притч, одарить благодарных бедняков, предсказав им предварительно светлое будущее, прочитав нравоучение, провозгласив прописные истины.

Целыми днями просиживал старик в конторе мельницы, принадлежавшей сыну, глядел в окно, и добрый его взгляд сопровождал все действия тех, кто трудился на мельнице. Быть может, потому, что выглядел он “в точности как Господь Бог”, он и в самом деле казался самому себе в последние годы жизни чем-то вроде властителя мира, но держался он скромно, однако горделиво. Возможно, разум его в старости слегка помутился (а началось это уже в пятидесятилетнем возрасте). Порой он начинал засыпать своего сына всякого рода советами, идеями, указаниями, планами наилучшего управления мельницей и ее расширения. Но на своем старик не настаивал – спустя полчаса-час забывал все, уносясь на крыльях новых мечтаний. Пил он свой чай стакан за стаканом, рассеянным взглядом скользил по конторским книгам… А если появлялись незнакомые люди, которые по ошибке считали его хозяином, он не объяснял им их ошибки, а с удовольствием беседовал с ними об имуществе семейства Ротшильдов и о невыносимых страданиях китайских кули. Беседы его нередко длились по семь, а то и десять часов.

Сын его, Герц Мусман, осмотрительно, терпеливо расширял свое дело, открывал филиалы в разных местах, понемногу богател, выдал замуж свою сестру Сарру, забрал к себе сестру Женю и позже выдал замуж.

За одного столяра, Яшей его звали. Отличный парень – правда, очень уж простой! Но что еще можно было сделать с этой Женей? Ведь ей было уже почти сорок лет…

У него работали за хорошую зарплату и племянник Шимшон, и столяр Яша, муж Жени; под его покровительством были все братья и сестры, все родственники. Предприятия разрастались, клиенты, украинские и русские крестьяне, обращались почтительно: Герц Ефремович. Даже русский помощник появился у него, молодой человек из обедневших дворян, страдавший язвой желудка. Пользуясь его советами, дед открыл филиалы даже в Киеве, Москве и самом Петербурге.

* * *

В 1909 или 1910 году, когда ему был двадцать один год, Нафтали Герц Мусман женился на Ите Шустер, капризной дочери Гедалии Шустера и Перл, урожденной Гибор. Перл, моя прабабушка, по рассказам тети Хаи, была женщиной весьма решительной, “умной, смышленой, как семеро купцов”, наделенной острым чутьем по части интриг в местном деревенском обществе, резкой на язык, жадной до денег и почестей и к тому же скупой до умопомрачения.

– Про нее рассказывали, что всю жизнь она собирала во время стрижки каждый локон и каждый пучок волос, чтобы потом набить ими подушечки. Каждый кубик сахара она всегда очень точно делила с помощью ножа на четыре маленьких кубика.

Что же до Гедалии, отца моей бабушки Иты, то внучка Соня запомнила его как ворчливого толстяка с хриплым голосом, смоляной, торчащей во все стороны бородой, вечно обуреваемого разными страстями, крикливого и деспотичного. Говорили про него, что умел он так рыгнуть и икнуть, “что стекла дрожали в окнах”, а когда возвышал он свой голос, то казалось, будто “катится пустая бочка” (при этом он смертельно боялся всяких животных – собак, домашних кошек и даже малых козлят и телят).

* * *

Дочь Перл и Гедалии, моя бабушка Ита, всегда вела себя как женщина, которую жизнь обделила нежностью, а она была этой нежности достойна: в юности она была красавицей, окруженной поклонниками, и, по-видимому, очень избалованной. Все годы она твердой рукой управляла тремя своими дочерьми и при этом как бы ожидала, что они будут вести себя с нею так, будто она – их младшая сестра или их маленькая прелестная дочь. Даже в старости не оставляла она своих детских попыток мелкого подкупа, кокетства, милого заигрывания со своими внуками, словно ожидала, что и мы будем баловать ее, восторгаться тем, как она обаятельна, ухаживать, добиваться ее расположения. Вместе с тем были случаи, когда она оказывалась способной вести себя с вежливой жестокостью.

* * *