— Скорее всего, так оно и есть. Государыня неуступчива и умна. С тех пор, как у этой самой дамы родился ребёнок, государыня, конечно же, размышляет о том, как сделать его наследником престола. Если императрица, Тадамаса и Канэмаса вместе с придворными начнут приводить примеры из истории в пользу сына Насицубо, то кто усомнится, что он и будет провозглашён наследником? Я как бык, затесавшийся в табун лошадей, что я смогу предпринять? Мне приходится рассчитывать только на Санэмаса. Ах, если бы был жив Суэакира! Какая злая судьба! Именно в это время, когда он должен был бы помочь нам, его не стало. Мои собственные сыновья ещё в небольших чинах. А что другие родственники? Если у дочери Суэакира, госпожи Сёкёдэн, родится сын, то они, естественно, будут поддерживать его ‹…›. Я останусь один, и имя моё исчезнет со мной. Почести — пустой звук. И вы все так, наверное, думаете. Боюсь, что в этом году мне, на старости лет, придётся испытать большой позор. Как бы разузнать о намерениях Тадамаса? Сейчас я не могу сделать ни одного шага.
— Что за мысли тебя мучают? — воскликнула Фудзицубо. — Если и впрямь дело будет решено в её пользу, то и виду не показывай, что ты недоволен ‹…›. В такое время надо постараться проникнуть в истинные намерения людей, у всех побуждения самые разные. Всё произошло, когда мы ни о чём подобном и не думали, — что ж, это поворот судьбы, которой избежать невозможно ‹…›. Отец мой, ведь говорят о журавлёнке.[218] Делай вид, что ты не слышал всех этих разговоров о сыне Насицубо.
— Ах, ужасно! Как я смогу спокойно принять то, что мой внук не наследник престола, а самый обыкновенный принц? Это настоящая беда! Как мне примириться с такой мыслью! — горько заплакал Масаёри.
— Не надо так беспокоиться! Всё это маловероятно! О других не буду говорить, но супруга Тадамаса рождена той же матерью, что и Фудзицубо, и Тадамаса не упустит это из внимания. У нас ведь повсюду родственники — вряд ли кто-нибудь замышляет причинить вред нашей семье, — утешал отца Тададзуми.
— Это всё так, но если вопрос о назначении наследника не будет решён до рождения ребёнка Пятой принцессы и если у неё родится мальчик, вот тогда положение станет непоправимым, — вступила в разговор жена Масаёри. — Кто пренебрегает желанием отрёкшегося от престола императора?
— Если бы в Поднебесной разом рождалось трое или четверо мальчиков с семью или восьмью глазами, я и таким чудищам был бы в силах противостоять! — сказал Масаёри. — Даже государь, который долго находится на престоле, не может оставить без внимания того, что говорят его подданные. В такое время и зять, и тесть объединяются и жалуются вместе. Как всё это мучительно! Но если хорошенько подумать, ведь и Первая принцесса замужем за Накатада… Неужели же мне не удастся добиться своего?
Пришло письмо от наследника престола:
«Мне кажется, что ты чем-то недовольна. Не пойму, в чём дело, поэтому пишу тебе вновь. Может быть, меня перед тобой оговаривают? Я решительно не могу догадаться, на что ты сердишься. До недавнего времени я посылал своим жёнам письма, но сейчас я очень страдаю и этого не делаю. Мне хочется всегда быть с тобой, как птицы и ветка,[219] трава и деревья. Не заставляй больше ждать тебя. Приезжай же поскорее!
От века
Лишь сосны
Росли в Сумиёси.
И снизу ли, сверху ли,
Их хвоя всегда зелена.
Выздоравливай скорее. Как мучительно так долго быть врозь!»
Прочитав письмо, Масаёри сказал дочери:
— Раз он так пишет, тебе надо возвращаться во дворец.
— Для чего мне ехать туда? — возразила Фудзицубо. — Думаю, что к нему скоро вернётся Насицубо. Сейчас возле него никого нет, вот он и скучает.
Она написала в ответ короткое письмо:
«Ветер в горах
Под деревьями дует свирепо.
Но надеюсь,
Что хоть на ветвях
Блистают капли росы.[220]
Разве Вы сочувствуете такой никчёмной женщине, как я?»
Новорождённого принца назвали Имамия. Жена Масаёри не спускала его с рук, спал ли он или нет, и сама купала его.
— Удивительный ребёнок! — говорила она. — Быть ему Молодым господином! Ах, если бы это был мой сыночек!
Первая принцесса была беременна с пятого месяца. На этот раз она сильно мучилась, но Накатада ничего о своём положении не говорила и объясняла своё недомогание какими-то обычными болезнями. Накатада очень беспокоился, велел провести церемонию очищения, заказывал молебны о выздоровлении. Он никуда не отлучался из дому. Поскольку госпожа Дзидзюдэн не могла быть рядом с дочерью, Накатада всем занимался сам. Он всё время приглашал врачей, гадальщиков, искусных в науке Тёмного и Светлого начал, заклинателей.
Как-то раз он говорил с принцем Тадаясу:[221]