Тогда Накатада раздвинул ширмы. Принцесса была в тёмно-фиолетовом платье и в ярко-красной накидке с прорезами, а сверху она накинула белое платье. Волосы были ещё влажными, они спускались со шкафчиков высотой в четыре сяку, и блистали, как отполированные раковины. На маленьком столике стояли рис, политый горячей водой, и фрукты.
— Напрасно ты упрямишься! Пойдём сушить волосы в срединный дом. Мне одному скучно! — С этими словами Накатада, взяв её на руки, отнёс в срединный дом. Они прошли за полог и легли.
— Я посылал тебе письма из дворца и отсюда, после возвращения. Почему ты не отвечала мне? — упрекал он её. Он рассказал обо всём, что происходило в эти дни, и упомянул о том, что ему говорил Мияхата.
— Этот мальчик обтёрся во дворце, — ответила принцесса. — Когда он приходит сюда, он идёт к моей матери. Наверное, таким образом он и увидел.[96] Он хорош собой и добр, но очень уж глазаст, на всё обращает внимание.
— Но что ты скажешь о его отце, Сукэдзуми? — спросил Накатада.
— Что за вопрос? — удивилась принцесса. — Он никогда не появлялся у меня!
— Успокойся! — остановил её муж. — Все твои дядья — люди безрассудные. Один из них, Накадзуми, умер. Но в кого же тогда влюблён Сукэдзуми? Он всё время погружён в печальные размышления.
— Не хочешь ли ты одеть на меня мокрую одежду?[97] — засмеялась она. — Да ты ставишь всё с ног на голову?
— Однако это не может быть младшая сестра императора, — продолжал Накатада. — А все другие принцессы гораздо моложе тебя.
Увидев, что они заперлись в своей комнате, кормилица Укон заворчала:
— Разве я их не предупреждала? Теперь и завтра, наверное, придётся мыть волосы. Улеглись в постель, совершенно ни о чём не думая. Такие густые волосы, их так трудно мыть.
— Замолчи, — остановила её госпожа Дзидзюдэн. — Он всё это время был на службе и теперь хочет отдохнуть. О волосах беспокоиться нечего. Если увидят, мы что-нибудь придумаем.[98] Не стоит из-за этого тревожиться.
На следующий день Накатада из спальни не вышел. Принесли столики с едой и загремели посудой, но он делал вид, что не слышит. Помешкав в нерешительности, дама Накацукаса громко произнесла:
— Кушать подано!
Тогда Накатада ответил:
— Ужасно хочется спать. Положите немного на маленький поднос.
Ему положили на поднос разной еды и добавили к ней приправы. Накатада дал сначала поесть жене, остальное доел сам, и они снова легли. И на следующий день до полудня они из спальни не показывались.
Пришло письмо от матери Накатада:
«Почему от тебя так долго нет новостей? Когда ты собираешься сделать то, о чём говорил мне? Думаю, что сегодня подходящий для этого день. Приходи поскорее».
«И вправду, я обещал, — вспомнил Накатада. — Ах, как не вовремя! Но так или иначе надо идти».
Он написал матери:
«Только что возвратился от императора. Поэтому я Вам не писал».
— Однако нельзя откладывать. Надо идти, пока нет других дел… — вздохнул он и отправился на Третий проспект.
Там были приготовлены красивые платьица для Инумия подарки для её матери. Всё было выполнено столь замечательно, что подарки без стеснения можно было отправлять даже в дом Масаёри. На декоративном столике рядом с изображением бьющегося родника стояли журавли, у их ног было выгравировано стихотворение, гравировка покрыта золотом, а написано оно почерком «заросли тростника»:
«Смогу ли увидеть,
Как долгие годы
Будет жить журавлёнок
На берегу
Вечно струящихся вод?»
Мать показала Накатада множество приготовленных подарков. Внесли столики с едой. Канэмаса тоже рассматривай подарки с большим интересом.
— Несколько дней назад я отправился во дворец, читал там днём и ночью и только позавчера вернулся домой. Хотел вас навестить сразу же, но весь день не выходил из своих покоев и чувствовал себя плохо — это, по-видимому, следствие чтений! Ни вчера, ни сегодня я не мог подняться с постели, но полужив ваше письмо… Я хочу что-то вам показать. Да и рассказать мне нужно о многом.
— А что ты читал императору? — спросил отец.
— Записки деда Тосикагэ. Я собирался хранить их в тайне, но император пожелал взглянуть на них. Вот я с ними и отправился во дворец, и сразу же государь велел начинать чтения… Но за это я получил вот что! — И Накатада показал пояс.
— Это пояс, о котором рассказывают много историй, — сказал Канэмаса. — Как-то главный архивариус Сукэдзуми, занимающий также должность второго военачальника Личной императорской охраны, сказал: «Всем известно, что всё самое дорогое государь жалует Накатада. И свою самую любимую дочь, и разные вещи, с которыми он никогда не хотел расставаться, — он всё отдаёт ему». Что ж, Сукэдзуми прав.
— Этот пояс когда-то принадлежал покойному правому министру, — сказал Накатада. — Мне хочется подарить его вам. Ведь у вас такого пояса нет, а у меня есть драгоценные камни, которые дед привёз из Танского государства. Они до сих пор не вставлены в пояс, а мои камни ничуть не хуже этих украшений. С ними я сделаю себе такой же пояс.