Повесть о дупле Уцухо-Моногатари. Часть 2

— Я бы могла окончить мою жизнь так, как живу сейчас. Но только горько мне слышать, что говорит обо мне моя отец: «Тяжело думать, что всё ещё не умерла та дочь, которая опозорила свою семью», — заплакала принцесса. — Если я буду упорствовать и отказываться от предложения Канэмаса, ничего хорошего из этого не выйдет. Я уже буду довольна, если батюшка услышит, что Канэмаса вспомнил обо мне. Ведь что ни говори, нет ничего печальнее, чем женщина, которую когда-то любил муж, а потом оставил. Но как же я отправлюсь туда, где живёт эта умная, безупречная госпожа?.. И всё же я должна последовать вашим словам…

— Вы меня очень обрадовали, — сказал Накатада. — Мой визит был не напрасен, если вы изволите согласиться. В двадцать пятый день мой отец приедет за вами.

Он попросил, чтобы принцесса написала ответ, но она возразила:

— Вряд ли это стоит делать. Передайте на словах, что я сказала.

— Это невозможно. Если я возвращусь без ответа, отец начнёт подозревать, что я и не был у вас. Напишите хотя бы несколько слов, — стал упрашивать её Накатада.

Тем временем управляющий принцессы пригласил сопровождающих Накатада в домашнюю управу и угощал их вином. Для самого генерала очень красиво разложили на подносе отборные фрукты, сушёную снедь и внесли вместе с рисом и вином. Ему прислуживала за столом дама по имени Укон, которую Канэмаса в своё время пригласил на службу; в прошлом необычайная красавица, она и сейчас ещё была довольно хороша.

— Мой отец никак не может забыть вас и всё время говорит о вашей красоте, — сказал Накатада.

— Ах, вряд ли в моём доме есть кто-нибудь — красавица или уродина, — о ком помнил бы ваш отец.

— Отныне и я не смогу забыть вас, — продолжал Накатада.

Укон ещё раз наполнила его чашу вином.

— Какое редкостное счастье, что вы навестили меня. — С этими словами принцесса, приблизившись к переносной занавеске, велела поднести ему вино.

— Без ответа я не смогу возвратиться домой, так здесь и останусь, — напомнил Накатада.

— Ах, как это затруднительно! — вздохнула госпожа и затем написала:

«Не могла я поверить в правдивость Вашего письма, но Ваш посыльный столь искренен, что завоевал моё сердце.

Не помню, когда

На тебя я сердилась,

Но долгие годы

Рукавом китайского платья

Горючие слёзы я утирала».

Она сложила письмо, привязала его к ветке клёна, которая стояла в вазе и на которой некрасиво висели уже высохшие листья, и вручила Накатада.

— Не видит никто, как в старом доме осыпаются листья.[101] — С этими словами генерал вышел из комнаты.

В это время кто-то из южного строения бросил ему мандарин.

— Вот я и дождался, — сказал Накатада и подобрал плод.

Он двинулся далее, и тут из восточного флигеля кто-то кинул ему плод цитруса и крупный каштан. Когда генерал подбирал их, из восточного флигеля послышался мелодичный голос женщины, по-видимому, лет тридцати:

— Кому же я бросила плод?

— Путнику, бредущему по свету, — ответил Накатада и вышел из ворот.[102]

* * *

Накатада возвратился в усадьбу на Третьем проспекте, вручил отцу письмо и передал слова принцессы.

— Прискорбно всё это слышать, — промолвил Канэмаса. — Даже раньше она не считала наш брак достойным её положения, а сейчас и вовсе думает, что жить ей незачем. Кстати, не запущена ли усадьба на Первом проспекте? Как она живёт?

— Как там в задних помещениях, я не видел. На первый взгляд всё кажется пристойным. В домашней управе чиновников много, низших слуг тоже достаточно. Открыли кладовые, принесли разной снеди, начали меня угощать. И покои принцессы убраны роскошно, в доме много и юных, и взрослых служанок.

— У неё много сокровищ, — заметил отец. — Она старшая дочь у матери[103] и от неё наследовала большое богатство. Принцесса владеет большими поместьями, поэтому у неё великолепная утварь и множество драгоценных вещиц.

— Когда я был в этом грустном доме, меня сильно ушибли. Бросали в меня не камнями, а вот чем. Очень было больно. И Накатада показал подобранные им плоды.

— Как странно! — удивился Канэмаса.

Он снял кожуру каштана и обнаружил внутри записку на красной бумаге:

«С печалью гляжу

На дорогу,

По которой когда-то

Ко мне приходил ты,

А теперь безучастно проходишь».

Не говоря ни слова, Канэмаса взял плод цитруса и увидел внутри записку на жёлтой бумаге:

«Былое не в силах

Забыть,

Дом, в котором

Долго жила,

Не могу я оставить».

В мандарине лежала записка на красной бумаге:

«Меня завещая тебе,

Отец мой

С миром расстался.

Так как же случилось,

Что ты меня позабыл?»

Слёзы градом хлынули из глаз Канэмаса. Мать Накатада, глядя на него, с грустью подумала: «Он любил их и потом всех оставил, чтобы жить только со мной» — и заплакала.

«Подобрал я никчёмные вещи. Не надо было этого делать», — огорчился Накатада.