Логику старого друга Горуня признал здравой, сказав, что надо поразмыслить, и приказав прежде всего уничтожить всё, что может подставить людей, — что и было сделано. После этого Анев сутки покрутился по городу, приучая наружку к тому, что ничего не подозревает, а в ночь на 7 апреля исчез.
При царе, бесспорно, у спецслужб возникли бы сложности, однако народное государство от «монархо-фашизма» сильно отличалось. Все явки Цвятко были известны, больше того, там уже стояла прослушка, — и 8 апреля в квартиру, где прятался заговорщик, явился тов. Солаков собственной персоной. Вообще-то рвался Мирчо Спасов, но не пустили. Почему — не знаю (возможно, чтобы коса не нашла на камень). Что уж там говорил Ангел бывшему боевику, известному бесстрашием и бешеным нравом, неизвестно, но факт: имея два пистолета и кучу обойм, армейский генерал сдался полковнику безпеки.
Тем временем 7 апреля, узнав об исчезновении Анева, Горуня общался с самыми близкими, пытаясь решить, что делать ему самому: организовывать подполье в Софии, ехать во Врацу и создавать чету, уходить за кордон или всё же еще раз попытаться переговорить с тов. Живковым, чтобы добиться какого-то компромисса. Ни к чему конкретному, однако, не пришли и договорились встретиться назавтра, пораньше.
Однако не пришлось. На рассвете 8 апреля, примерно в то время, когда крутили Анева, сын мятежного замминистра проснулся от выстрела и, зайдя в отцовскую спальню, обнаружил, что отец мертв, а на тумбочке лежит записка:
Были и странности. Якобы руки покойного, при том что пуля вошла в правый висок, были аккуратно уложены вдоль тела, а «Вальтер» покоился на груди. Якобы Горуня не покончил с собой, а погиб в перестрелке. Якобы и вовсе не погиб, а был ранен и зарезан лично Мирчо Спасовым в карете «Скорой помощи». И еще много всяких «якобы». Но, во всяком случае, записка была написана собственноручно, а Владимир Иванов Тодоров, сын Горуни, много позже, когда бояться было нечего, подтверждал, что в квартире никого чужого не было, да и экспертиза после эксгумации в 1990-м подтвердила версию суицида.
Разгром был полный: к 26 апреля арестовали 17 человек, всю «головку» заговора. И тем не менее власти тревожились. Ибо мало ли что. Врачанскую область блокировала милиция, несколько дней по улицам ездили броневики, шли аресты. Однако тов. Живков не хотел ни лишнего шума, ни мучеников. Будь у власти по-прежнему Никита Сергеевич, возможно, было бы жестче, но Леонида Ильича только предстояло приручать, и рубить сплеча не стоило.
Так что судили только главных заговорщиков, свалив на резкого (
В итоге на нары сели девятеро, «временно интернировали» 11 человек, 192 «оступившихся» военных и гражданских из Софии получили взыскания по партийной линии, во Враце исключили из партии 189 «ненадежных» (ничего политически не значащую мелкоту). И главное: из армии и «органов» вылетели 250 человек, большинство из которых не имело к заговору никакого отношения. Уволили даже Саби Стефанова (он, конечно, помог очень сильно, но все-таки размышлял целую ночь).
Тут, впрочем, неясностей нет: Тато просто использовал случай для уборки. И прибрал так чисто, что даже спустя полтора года гибель в авиакатастрофе уже давно безопасного Ивана Бычварова многие сочли организованной, упирая на то, что сыскарь, которому поручено было расследовать трагедию, вскоре отказался отдела, а затем и покончил с собой. Но совпадение, хотя и налицо, скорее всего, случайно: будь на то нужда, тов. Живков, бесспорно, мог приказать валить пассажирский лайнер, но не того полета птицей был отставной генерал.
Историю этого заговора, единожды мутно сообщив о нем, засекретили на четверть века. Спустя четыре года, в 1969-м, включив всех осужденных в списки на амнистию по случаю 25-летия Сентября (ибо уже не опасны), тов. Живков велел предупредить всех, чтобы помалкивали, а не то хуже будет. Главный итог: с этого момента спецслужбы в Болгарии стали фактической властью, а вербовка агентуры на всех уровнях — абсолютным приоритетом. Но...