Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

«Подробное объяснение моей вины, — с дрожью в голосе (именно так!) хныкал генерал Георгий Цанков, — я дал перед Апрельским пленумом. [...] И сегодня я не изменю ни единой запятой в объяснениях [...] моей ответственности и причин моего позора. [...] Я неисправим. Я всё повторил снова. Товарищ Живков объяснит, какими этапами и почему я дошел до извращений. [...] Заслуживаю строжайшей кары. Хочу особо подчеркнуть, что тов. Спасов не имеет отношения к тому, что я творил, и уверен, партия перелистнет темную страницу своей истории...»

В целом тоже окупилось. С высот тов. Христозов и Цанков, конечно, вылетели, но в «товарищах» все-таки остались. Из столицы уехать не попросили, о пенсиях вопрос не поставили, а тов. Христозов даже еще лет десять работал на небольших, всё ниже и ниже, должностях.

Зато окончательно вычистили из рядов, выслав из Софии и лишив пенсии, уже, казалось бы, после 1957-го неактуальных отщепенцев Панова и Терпешева плюс, чтобы поставить точку на «позорной для партии эпохе», окончательно выбросили на свалку истории, отобрав партбилет, уже никому не опасного, но неприятного самим фактом своего существования отщепенца Червенкова. Правда, пенсию оставили и в глубинку милосердно не сослали.

Ну и, по ходу, единодушно, полностью и абсолютно реабилитировали тов. Костова, погубленного мерзкой кликой Червенкова — Югова. Посмертно. А затем прошел съезд, утвердивший и «двадцатилетку», и внешнеполитический курс, намеченный тов. Живковым, мимоходом, как само собой разумеющееся, назначенным на пост премьер-министра. И началась долгая-долгая эпоха «живковизма».

НЕ МОГУ ПОСТУПАТЬСЯ ПРИНЦИПАМИ!

Об эпохе тов. Живкова поговорим позже — ближе к финалу — и обстоятельно. Вскользь — нельзя, а попытаться понять необходимо. Всё же 33 года (больше, чем у любого царя Болгарии за все три царства) фактически единоличной (куда там тов. Брежневу с его вечным балансом!) власти — это серьезно, и, роясь в болгарском прошлом, можно нарыть немало такого, что разъяснит судьбу СССР.

Пока же отмечу одно: в лице Тато (буду его теперь называть и так) к рулю пришел не временщик, не какой-то «смотрящий по общаку» и тем паче не ширмочка для реальных людей, а человек серьезнее некуда. Со своими взглядами на жизнь, которую знал, своим пониманием социализма, в который верил, и очень своими методами.

Впрочем, детально, повторюсь, позже, а в целом скажем о том, что эти взгляды и методы не нравились многим. Ибо, хотя высший слой уже сидел на поводке прочно, для среднего и низшего звена — людей с подпольным и партизанским прошлым — теория марксизма-ленинизма не была пустым звуком. И «живковизм», еще только-только начавший формироваться, их уже раздражал — всем, от интриганства и «унижения роли масс» до пышных банкетов. И...

И — знакомьтесь: Иван Тодоров, более известный как «Горуня» («Упрямец»), а также Цоло Крыстев и Цвятко Анев. Все трое — герои Сопротивления. Не из самых известных, зато с репутациями, можно сказать, безупречными. Все — подпольщики с длинным довоенным стажем, с ранней юности, у всех за спинами тюремные сроки (сидели вместе и бежали — тоже). Все трое родом из крайней северо-западной Врачанской области, где партизанили всю войну, создав отряд «Гаврила Генов», один из самых известных, больших и успешных в Болгарии. Иван командовал, Цоло комиссарил, Цвятко ведал оперативной работой, и после 9 сентября каждый пошел своей стежкой: Крыстев — по линии МИД, долго служил послом в КНДР, а к 1964-му вырос до крупной шишки в столице; Анев — по военной стезе (в 1964-м уже генерал и начальник столичного гарнизона); Горуня же двинулся по партийной части, сделавшись главным в родной Враце, где его за кристальную честность и открытость очень любили и бывшие бойцы, и просто население, но слегка оступился.

Иван Тодоров — Горуня

Ну как оступился... Просто был чересчур идейным, излишне верил в тов. Сталина и марксистские ценности, а потому, когда генеральная линия начала вилять, на всякий случай был убран из Враци, даже с запретом там появляться, но не пропал. Не любя за «дурную принципиальность», но уважая, более гибкие товарищи популярного и работящего провинциала из списков не вычеркнули, а оставили в членах ЦК и перевели в Минсельхоз, первым замом.