Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Естественно, в Москве публикацию объявили «злостной клеветой», естественно, ЦК БКП (к тому времени уже нелегальной) от всего отказался, но документы, как ни крути, были опубликованы подлинные, имена назывались громкие, а суммы фигурировали, по меркам нищей поствоенной Болгарии, астрономические. Ничего удивительного, что сам шеф, регулярно получая информацию в совершенно конкретном ключе, ей доверял, тем паче что она не очень противоречила его взглядам, а теплые связи «русских офицеров» со «старыми лидерами» и отставными вояками бесили.

ПАРОЛЬ НЕ НУЖЕН

В общем, 17 марта 1922 года коммунисты потребовали от правительства «помочь вернуться в Россию русским рабочим и крестьянам, солдатам и казакам, которых террором и насилием задерживают в разбитой армии», а спустя две недели, 30 марта, на огромном митинге БЗНС в Софии неожиданно появились коммунисты с лозунгами в поддержку Стамболийского. Москва уже совершенно откровенно предлагала шефу тактический союз в обмен на «совместную организацию народного негодования против разрушительного присутствия Врангеля, соглядатая и стражника, приставленного Антантой». И «Александр Великий», аккурат в то время задумавший окончательную расправу с «правыми», решил, что игра стоит свеч.

4 мая 1922-го полиция обыскала этаж отеля «Континенталь» — помещение кутеповской контрразведки — и арестовала ее сотрудников. Одновременно по всей стране прокатилась волна однотипных, совершенно немотивированных арестов и задержаний. Офицеров и солдат хватали на улицах, в кафе, на квартирах, без всякого смысла («Арестовывают кого попало», — докладывал комкору генерал Витковский), волокли в участки, избивали, унижали — и отпускали, изредка выразив сожаление («Ошибочка вышла!»), а чаще просто пинком.

Следует отметить, огромную роль в вызволении арестованных играли депутаты от «старых» партий, активисты офицерских братств, банкиры, журналисты, духовенство,просто представители софийской элиты, почти поголовно записавшейся в Русско-болгарское общество. Они приходили в полицию с прессой и адвокатами, и жандармы уступали, боясь связываться с важными господами. Однако на смену одним забирали других, и было совершенно ясно, что где-то на самом верху дана отмашка раскручивать сценарий до упора.

«Уверен, — писал в эти дни Александр Кутепов спецпредставителю Врангеля генералу Шатилову, — что подобные действия являются следствием давления коммунистов и имеют иногда явно провокационную цель — вызвать нас на резкий отпор со всеми его последствиями», с чем Шатилов отнюдь не спорил, напротив, в докладе Петру Николаевичу подчеркивал, что «здешние власти своей воли в событиях не имеют. [...] Нет сомнения, что вдохновителей этой борьбы следует искать в Москве, и нет сомнения, что пик провокаций впереди».

И действительно, утром 11 мая жандармы, явившись в тырновскую штаб-квартиру Кутепова, позволили себе дать волю рукам, после чего на шум, как писал позже командующий корпусом, «сбежались офицеры, в том числе некоторые нервно настроенные чины с винтовками и пулеметом, принудив своей массой жандармерию прекратить свои насильственные действия».

Худшего, благодаря выдержке Александра Павловича, не случилось, конфликт погасили в зародыше, однако Кутепов был вызван для объяснений в Софию. При этом лично генерал Топалджиков, «пооранжевевший» начальник болгарского Генштаба, трижды дал гарантию возвращения комкора к своему корпусу, однако слова не сдержал. Кутепова задержали и, холодно игнорируя протесты «всей Софии», выслали. Последним распоряжением его, уже на перроне, было «во что бы то ни стало сохранять всяческое спокойствие и не допускать отнюдь никаких выступлений».

Приказ войска выполняли досконально, и тем не менее аресты участились, а 16 мая в «Работническом вестнике», одной из газет БКП, появилась сенсация-люкс — два документа, как значилось в редакционной врезке, «обнаруженные при обыске в "Континентале"» и «пересланные в редакцию анонимными друзьями трудящихся всего мира».