Повесть о братстве и небратстве: 100 лет вместе

Но, как известно, нет таких крепостей, которые не могли бы взять дорвавшиеся до руля сторонники «народной власти». С кем-то поговорили в кулуарах, кому-то что-то пообещали, кого-то навестили на дому, посетовав, что времена страшные, преступность велика, а детки малые, так что... И на первом же заседании новоизбранного Народного собрания, сразу после избрания «правильного» (исключительно из «земледельцев») бюро, выяснилось, что 13 мандатов «получены с помощью незаконных махинаций».

«О ужас!» — вскричало бюро. «Ганьба!»[103] — вскричали комиссии, возглавляемые представителями БЗНС. И вследствие общего возмущения из парламента вылетели девять коммунистов и три демократа, а заодно и никому уже не нужный, но слишком часто ноющий о «моральных ценностях» престарелый Стоян Данев, якобы «обошедший кандидата от БЗНС с помощью подкупа избирателей» в одном из самых интеллигентных и зажиточных округов Софии, где профессор избирался уже 20 лет.

Апелляции, конечно, были поданы, но судьи тоже люди, у них жены, а жены боятся парней с дубинками, так что сами понимаете... Не мы такие, жизнь такая. «Ничего, мы справились, — смеялся шеф БЗНС. — Вместе нас много!» Отныне ему, главе не какого-то коалиционного, но «гомогенного», то есть без примеси «земледельческого», кабинета не мешало ничто.

И он публично заявил, что намерен «продолжать политику восстановления авторитета власти», наряду с «выполнением тяжелых условий мирного договора» проводя «глубокие социальные реформы в духе времени», призванные «окончательно оздоровить и укрепить болгарский государственный организм». Иными словами, Стамболийский собирался продвигать «крестьянскую революцию» — благо, что все нужные законы уже были написаны, и хотя с «Принципами» они никак не согласовывались, вполне могли согласоваться, если их соответствующим образом толковать.

Вот, например, закон о конфискации нечестно нажитых в войну богатств. Хороший закон, нужный, никто не спорит. Но поскольку всех ворюг сразу не накажешь, сперва пойдут те, кто не совсем понял ситуацию, а кто понял, с теми можно и обождать. И закон о сокращении раздутого аппарата тоже хорош — чиновников развелось слишком много. Но ведь кого выгонять, а кого оставлять на зарплате — исключительно дело властей. Никто не спорит? То-то. И опять же, реформа судов назрела, и льготы неимущим надо вводить, и село ограждать от эксплуатации, и еще куча бумаг, которые, сами понимаете, как дышло. Так шта... Вопросы есть?

Вопросов в основном не было. Что происходит, в полной мере понимали еще не все, но понимание понемногу приходило, и остаться на улице в разгар кризиса не хотел никто. Общественность притихла, однако проблем у победителей меньше не стало. При всех своих особенностях они, как и подобает революционерам первого поколения, стремились не воровать, но реально менять основы, — а с этим были проблемы. Мало того что после перекройки границ тяжкой головной болью стала проблема беженцев, число которых зашкалило за шесть процентов населения и пристроить которых было некуда, поскольку денег не хватало, деньги и вовсе неоткуда было брать.

В официально оккупированной стране высшей контрольной властью была Межсоюзная комиссия (делегаты Великобритании, Франции и Италии), представлявшая Репарационную комиссию. И хотя во внутреннюю политику она не лезла, контроль над всеми отраслями экономики был в ее компетенции, и чтобы с «режимом наибольшего благоприятствования» западным фирмам сбоев не случалось, комиссары бдили жестко. При этом они совершенно не думали об экономике какой-то там Болгарии — об инфляции и т.д. В страну стремительно вползали иностранные банки, ссудный процент летел к зениту, Европа открыто вела ситуацию к превращению страны в «табачную фабрику свободного мира», вкладывая деньги только в табак и скупая табак по ценам, которые сама же монопольно предлагала.

В результате крестьянин, волоча на себе основное бремя неизбежно растущих налогов и не получая от государства ни помощи, ни даже защиты, зверел, — и в этом медленном, но неуклонном озверении заключалась сила «земледельцев», противостоять которой на данном этапе не мог никто. Просто-напросто образованные «дети» выполняли неявный, на уровне коллективного подсознательного сформировавшийся заказ «отцов». Всё — на основе «Принципов». Никаких «либерализмов». Никаких «социализмов». Только «третий путь» — путь «вернувшего себе чувство достоинства» труженика на своей земле, свободно, но с ограничениями дарующего права всем, кто не кормит.