Скажем, Румыния. Оставить Южную Добруджу болгарам, чтобы «не делать в Европе новый Эльзас-Лотарингию», требовал Вашингтон. И Рим тоже. Румынскому премьеру Йону Братиану в Нёйи не симпатизировал решительно никто; Ллойд Джордж в кулуарах ласково называл его «разбойником, выжидающим удобного случая, чтобы что-то стащить», а Клемансо и вовсе честил «жуликом». А тактичный, до мозга костей профранцузский «месье» Теодоров нравился решительно всем. И тем не менее, указывает Никольсон, «почти всеобщая антипатия, которую вызывал гость из Румынии, не помешала конференции посчитаться с претензиями страны, которую он представлял. Румыния получила "всё и даже больше, чем всё" отнюдь не из-за персональных симпатий».
То есть всё очень по-деловому. Типа, румыны, конечно, шарлатаны. Но они худо-бедно остановили большевиков в Бессарабии, помогли справиться с Красной Венгрией и готовы работать в этом направлении дальше, ибо боятся за себя. В Болгарии же «красные» побеждают на выборах, и очень может быть так, что румынская армия скоро понадобится. А стало быть, их нужно поощрять. Dixi.[100]
То же и с сербами. Правда, поскольку речь шла не о Македонии (тут всё было ясно), а о существовании самой Болгарии, которую Белград просил уполовинить в свою пользу, хотелки все-таки — спасибо США — слегка укоротили, урезонив тем, что КСХС и так отвалили цельную Хорватию с выходом к морю. Но кое-что у болгар всё же отрезали, не глядя на стихийные траурные демонстрации в отторгаемых областях, на тысячи коллективных писем, молящих о пощаде, на сотни тысяч беженцев, потянувшихся через границу. Клемансо всё это не волновало.
А если не волновало Клемансо, с какой стати должно было волновать Ллойд Джорджа, вокруг которого прыгал Элефтериос Венизелос, персона куда приятнее пресловутого Братиану? Греческому премьеру хотелось получить Фракию, и его совершенно не трогал тот факт, что подавляющее большинство тамошнего населения составляли не греки, а болгары (с чем, собственно, никто не спорил, и даже афинские политики, до конференции говорившие, что во Фракии живут только «болгароязычные эллины», вынуждены были признать: да, погорячились, но... Но за что мы кровь проливали, сэр?!).
Сэр кивал, и тщетно Теодоров просил плебисцита, напоминая, что «границы Болгарии установлены историей, этнографией и международными актами», и умоляя: «Если они оспариваются, пусть соответствующие части населения сами выскажутся о своем будущем. Мы склонимся перед их вотумом без упреков и без огорчения». И тщетно делегация США напоминала о «четырнадцати пунктах». Венизелос плебисцитов не хотел, а того, чего не хотел премьер Греции, не хотел и сэр Дэвид.
В качестве компромисса предложили размен населением: болгары — в Болгарию, греки из Болгарии, если захотят, — в Грецию. Но «с полной ликвидацией всего, что могло связывать репатриантов с бывшей Родиной, — в первую очередь, недвижимости». По сути, речь шла о зачистке болгарской земли от болгар, чтобы сделать землю греческой, и это было так вопиюще несправедливо, что американцы, которым всё это не нравилось, пригрозили прервать конференцию, после чего беспредел слегка притих.
Однако именно слегка. Еще до подписания договора, что само по себе нарушало все мыслимые нормы международного права, Софии приказали вывести войска из «своей» Фракии и ввели туда... нет, не греческий, а франко-английский оккупационный контингент — «для обеспечения порядка». При этом, согласно статье 48 проекта, Болгария «отказывалась от всех прав и правооснований» на «все свои территории, откуда на момент подписания мирного договора выведены ее войска», — правда, с оговоркой «до решения Союзной комиссии», но через год в Сан-Ремо Союзная комиссия при «особом мнении США» отдала Фракию грекам, пообещав «гарантировать Болгарии свободу экономического выхода к Эгейскому морю». Но потом про обещание как-то забыли. И ничего.
ИМПЛЕМЕНТАЦИЯ