Потерян в море

Грахго медленно подался вперед, вглядываясь в глаза Матео. Фрегат, переживающий за капитана, передавал ему эмоции мальчика. Они дополняли картину напряжения и, словно бы, надрыва в облике Матео. И Грахго не смог сказать ему правду.

— Грахго де Мора-Армас, — солгал капитан.

Облегчение, промелькнувшее на лице Матео, ударило Грахго больнее ножа. Однако мальчик дотошно уточнил:

— А второе имя?

— Что за допрос, Малёк? — пряча истинные эмоции, Грахго иронично поднял бровь. На губах появилась кривая усмешка. — Мне придумать тебе новое занятие? Или попросить об этом Эра?

— Нет-нет, капитан!

— А быть может, ты собираешься продать меня короне? Английской или испанской, а? — угроза, промелькнувшая в шутливом вопросе, подняла волосы на затылке Матео дыбом.

— Конечно, нет, — испуганно прошептал он.

— Я знаю, — равнодушно, точно обглоданную кость, бросил капитан. — А теперь вон отсюда.

Ему не пришлось повторять дважды. Матео выскочил из капитанской каюты, едва сдерживая облегченную улыбку. Юнга верил, что будь Грахго его дядей, и шансы вернуться домой точно бы возросли. Но в таком случае их стоимость оказалась бы слишком высокой. И теперь, получив ответ на мучивший вопрос, Матео смог вдохнуть полной грудью.

Когда дверь закрылась, до юнги долетел приглушенный звук разбитого стекла.

* * *

Ночь в открытом море всегда особенная. Словно идеальная копия, она напоминает десятки и сотни других. Но если приглядеться и опустить условности, то становится ясно: каждая из них по-своему неповторима.

Еще в бытность юношей, когда пришлось только-только постигать морскую науку, Грахго полюбил ночные дежурства. Они считались опаснее и труднее. Но только ночью исчезала постоянная суета и многоголосие, коим всегда полон корабль. Вода становилась темнее, нагоняя невольного страха. Снасти уютно скрипели, тянулись канаты. Изредка хлопала ткань флага. А над головой нависало небо. Глубокое, практически черное в карибских водах, украшенное россыпью звезд. Поначалу Грахго сравнивал его с бархатом, расшитым самоцветами, но после вспоминал чужие волосы и цветы. Теперь же его ассоциации были менее приятными. Грахго видел бесконечную утробу, поглощающую души людей. С одной стороны, это дарило понимание смерти. Но с другой, возникал невольный вопрос: а закончится ли его земной путь также? Что-то подсказывало ему, что вряд ли.

Став капитаном, Грахго перестал часто бывать на палубе по ночам. У него была своя каюта и прекрасный вид на воду из окна. Но того ощущения, свободы и легкости, оказалось не достичь в четырех стенах. Поэтому иногда капитан выбирался на палубу, порой даже заступая на смену вместо рулевого.

Очередная ночь оказалась из числа подобных исключений.

Грахго проверил пиратов, несших дежурство, а после направился к носу. Там, опасно балансируя над чернеющим морем, он перебрался на бушприт, удобно разместившись над деревянной фигурой Отверженного.

«Почему не спишь?» — щупальце корабля скользнуло по ноге капитана, привлекая внимание.

Отверженному было приятно разделить часть ночи с Грахго. Корабль любил, когда капитан приходил специально к носовой фигуре. Это стало своеобразным жестом доверия. Ведь находясь на остальной части корабля, легко можно сделать вид, словно это самый обыкновенный фрегат. Но здесь, рядом с носовой фигурой, что шевелила щупальцами и порой двигала головой, отрешиться от сути уже нельзя.

— Не спится, — пожал плечами Грахго.

Впервые за последние три года капитан ощущал убийственную неуверенность и даже страх. Он не знал, как ему быть. Отдавал приказы, совершал поступки рефлекторно, следуя старому плану. А после, заперевшись в каюте, терзался сомнениями. Потому и пришел к Отверженному ночью, ища утешения. Фрегат ощущал чувства капитана, хоть и не мог прочесть мысли.

Отверженный не сразу завёл разговор. Какое-то время он обдумываю ситуацию, подбирал слова. Затем медленно произнес:

«Мне кажется, твое пламя может потухнуть».

— Не понял, — Грахго с недоумением покосился на фигуру.

«Раньше я ощущал тебя неукротимым пожаром. Но сейчас словно догорающий костер, который вот-вот потухнет».

Подобная откровенность заставила капитана скривиться. Он вздохнул. Когда фрегат был человеком, Грахго часто приходил к нему за советом или утешением. Зачастую Отверженному хватало посмотреть ему в глаза, понимающе усмехнуться и сказать, что все будет хорошо, нужно лишь еще немного постараться. Потом, распрощавшись с прошлой жизнью, Грахго учился обходится без этого. Выбивая уважение среди пиратов, получая удары плетью за неповиновение и добывая свой первый корабль, он повторял себе: еще немного терпения, все будет хорошо. Но сейчас это не помогало.

— Я скучаю по тебе, наверное, — капитан криво улыбнулся. Коснувшись ближайшего каната, внезапно спросил: — Помнишь, как мы воровали мандарины?