Постчеловек: глоссарий

Второй план: земное (terrestrial), привязанное к Земле как к имманентной сфере планетарного существования. Хотя термин «земное» нагружен отсылками к паре земное/небесное, описанной выше, его приземленные (earthly) коннотации смещают его на новую орбиту. В своем призыве к планетарности Гаятри Ч. Спивак называет Землю/приземленное важнейшей фигурой для описания исторически сложившихся и совпадающих во времени взаимодействий во всемирном масштабе. В работе «Смерть дисциплины» Спивак выступает за концептуальный поворот к «планетарному, а не континентальному, глобальному или мировому» (Spivak, 2003: 72), который позволит представить себе всеобщее совместное жительство в наши дни, с тем чтобы «обратить и переместить глобализацию в планетарность» (Ibid.: 97). По словам Спивак, глобус (но также и мир) – особое средство абстракции, вычислений и «навязывания повсюду одной и той же системы обмена» (Ibid.: 72). В противовес этому Спивак пытается найти образы для совместного жительства, позволяющие мыслить «дифференцированное политическое пространство» (Ibid.: 72) южного и северного полушарий, по-новому интерпретировать инаковость и коллективную ответственность, переработать исторические стратификации власти и развить наши транснациональные грамотности. Обращаясь к работам кубинского активиста и интеллектуала Хосе Марти, Спивак приходит к выводу, что Земля (и особенно та форма, которую она принимает в ее исследованиях сельской жизни и земельных отношений), будучи «концепцией-метафорой куда большего масштаба, нежели окруженные границами нации или занимающие определенные места города» (Ibid.: 93), может предложить «паранациональный образ, который может сменить интернациональный» (Ibid.: 95), с тем чтобы переместить воображение и спекулятивное мышление в планетарную плоскость. Хотя Спивак и не использует «земное» (terrestrial) как особый термин, в ее отсылках к Земле как месту повседневной жизни и как планете оно возникает у нее в качестве обозначения для момента необходимости переосмысления коллективного совместного жительства и планетарных режимов ответственности.

Третий план: земное в СФ-режиме, когда существа терры изображаются как земные твари. Этот третий план задает еще один аспект разделения, он преобразует саму вертикальность неба и земли. Иерархия неба и земли ограничивает земное пространство (terrestriality) до того, как мы успели его осмыслить, противопоставляя земному возможность побега во внеземное (Haraway, [1992] 2004a; [1992] 2004b; 1997). Контексты феминистских исследований науки ставят под сомнение необходимость использования этой иерархически структурированной концептуальной рамки в качестве руководящего принципа критических исследований. Когда мы мыслим вместе с Харауэй в СФ-режиме, где СФ (SF) означает «science fiction [научную фантастику], string figures [веревочные фигуры], speculative fabulation [спекулятивную фабуляцию], science fact [сциентический факт], спекулятивный феминизм [speculative feminist] и so far [пока что]» (Haraway, 2012a), – это позволяет земному пространству стать «конурой» для мышления, которое, по словам Харауэй, рассказывает «историю видов-компаньонов, самое обыденное, продолжающееся повествование, полное непониманий, достижений, преступлений и возобновляемых надежд» (Haraway, 2003: 5). Радикальный акцент на «приземленных» (earthly) темах, внимательность ко всегда незавершенному делу процессов приобретения материальной значимости, образующих терру, указывают на необходимость работы по обеспечению ответственности за жестокие, асимметричные связи, в которых «мы» обнаруживаем друг друга как терранские существа, с неизбежностью запутанные в человеческих и не-человеческих отношениях (Braidotti 2013; Брайдотти, 2021; Wynter and McKittrick, 2015). Кроме того, подчеркивается, что данное предприятие делает возможным не только то, что «есть», – то есть уже известное в рамках материально-семиотической гегемонии – или то, что «нас» принуждают видеть перед собой, то есть так называемую «реальность». Исследование в режиме СФ, в качестве терранских землян (terran terrestrials), требует любопытства, которое «погружает в вязкую мешанину» воображения себе «иных миров» (Haraway, 2008: 38). Другие истины, которые можно высказать, другие истории, которые можно поведать, и другие мирения, которые можно осуществить, – это попытка открыть «иные миры». Но она не нуждается в «космическом пространстве» или каком-либо «другом мире» – в этой старой фантазии о космической гонке в ее колониальном, фалло-лого-антропоцентрическом понимании. Скорее, это становление-друг-с-другом, вместе с другим(и) и как утверждение земных состояний (terran conditions) таким образом, чтобы задача «уверовать в этот мир» (Deleuze, Guattari, 1994: 75; Гваттари, Делёз, 1998: 87) вернулась к нам без апологетики, но с открытостью грядущему.

См. также: Капиталоцен и хтулуцен; Космополитика; Родство; Земля; Материальная значимость; Планетарное.