Post scriptum

14. В неделю св. отец О московские пейзажи! Если б только я был живописцем! О московские переулки, закоулки, дворы и скверы!.. «Чудеса святых Твоих мученик…» На дворе еще тьма и холод, холод страшный: градусов тридцать. Служится ранняя Литургия у Иоанна Воина на Якиманке. «Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора»[163]. Начало Евангелия от Матфея ежегодно читается за обедней в этот день, но какой же холод! Домой я бегу, потому что страшно боюсь замерзнуть. Родословие предков Иисуса имеет замысловатую форму, но в память оно врезалось крепко с самого раннего детства. А ведь для очень многих этот список всякого смысла лишен и кажется просто набором пышных иероглифов. О московские закоулки… В вас таится смысла не меньше, чем в евангельском тексте, ибо всю Москву в дырявой одежде исходил Иисус из Назарета…

15. Первая веточка сирени… Первая ласточка… И даже у нас уже зеленеет трава… 17.IV.1983

16. Пусть форма будет корявой, два-три слова «из глубины души» лучше безупречных, но вымученных элегий.

17. Tristitia sublimis… Сама эпоха вызывает эту грусть. Все песни уже спеты, и звёзды открыты все до единой. Ни Колумбу, ни Гейне, ни Канту теперь не родиться; а нам что остается? Неужели лишь только мечтанья о прошлом: Glasperlenspiel[164]… Нет. Знаю, что нет. Вглядись душою в писанья рыбаков с Галилейского моря, и ты поймешь, что главное не потеряно. «Се, стою при дверех и толку…»[165] Ecce sto ad ostium et pulso…

18. Я всё больше убеждаюсь в том, что каждому человеку, какую бы жизнь он ни прожил, следовало бы оставить после себя жизнеописание, ибо жизнь, в том числе самая обыкновенная жизнь ничем себя не прославившего человека, во много раз интереснее самого занимательного романа. Про любой роман можно сказать: «Сказка – ложь». Конечно, в нем есть «намек» и «добрым молодцам урок», но из жизни-то извлекается урок не меньший, причем если в романе «всё как в жизни», то в самой жизни это «всё» есть, и притом без «как»…

19. У меня постоянно спрашивают: «Вот ты веришь в Бога. Скажи тогда, почему же Он терпит злодеяния, творящиеся в мире, не пресекает эти злодеяния?»[166] Ответить мне нечего. Я не философ. Я никогда не задаюсь вопросами «как» и «почему». Я просто люблю Спасителя и поэтому верю, если хотите – слепо верю Ему во всём.

Поэтому знаю: пресекает и пресечет, нас и защищает, и защитит «как кокошь птенцы своя»[167].

20. На чем зиждется наша вера? Совсем не на том, что мы знаем какие-то тайны или обладаем какими-то особенными познаниями. Нет, мы не гностики. Зиждется она только на том, что мы любим нашего Учителя, а поэтому верим Ему. Верим Ему как человеку и отсюда – верим в Него как в Бога.

21. Лежа в больнице, я было подумал переложить Предначинательный псалом[168] стихами. Размышлял над ним не один день, часами сидел над греческим текстом и понял лишь одно: любой перевод псалма, как в смысле отражения глубин его содержания, так и с точки зрения поэзии как искусства, будет хуже славянского текста. Для того чтобы понять, что это удивительные по своей красоте стихи, этот текст нужно всего лишь разбить на ритмические единицы. Октябрь 1981 года. Павловская больница

22. «“Весна!” – читаешь в каждом взоре»[169]. Но зачем писать о весне, ты всё равно не переплюнешь А.К.Толстого, Плещеева, Сурикова и Фета. А если всё же «невольно просится певучий из сердца стих»[170]… Но это опять-таки А.К.Толстой.

23. «О нимфы, о наяды», – восклицает чахоточный поэт[171]. Да, это они, быстроногие спутницы Артемиды. О нимфы… Промелькнули и скрылись. И вновь воцарилось молчание. Играй себе, поэт, на свирели, пока светит тебе летнее солнце. Доколе не увяли полевые крины… 20.VI.1983

24. У литераторов прошлого века было что сказать, хотя форма нередко была весьма далекой от идеала. У меня – владение техникой безупречно, но кроме этого – ничего. На дворе май. Мы с сыном гуляем по лесу, а в голове фетовское «Солнце нижет лучами в отвес». Прочтите. Сегодня мне больше сказать нечего. 15.V.1983

25. Зачем коряво пересказывать то, что так прекрасно было высказано раньше?.. Есть хорошее слово «незачем». И в самом деле, лучше читать хорошие стихи, чем сочинять плохие.

26. Сокольники. Иверская икона. В церкви почти темно и пока еще пусто. Уходящая осень. В парке – золото на дорожках. И тоже пусто. Шестнадцать лет за плечами и двойка по математике. В этом нет, однако, ничего особенно печального: о том, что я не Коперник, родители пока еще не догадываются, но сам я об этом давно уже знаю. Но я, увы, не Ферруччо Бузони и не Рихтер. Это гораздо хуже. Быть может, я всё-таки Фет или Майков?.. Сокольники. Осень. За плечами вторые шестнадцать. Я знаю, что я не Майков, но не только это я знаю. Мне известно, что Гораций именно для меня сказал: Nil desperandum[172].