— Что же, жаль его, — сказал мистер Гудридж. — Но, по правде говоря, было бы неплохо, если бы он заодно потопил и этот корабль. Никогда не видел более немореходного судна, чем это, а я чего только не повидал в своей жизни. Валкое как никто; его снесло под ветер между Биллом и Сент-Хелен хуже, чем обычный плот — всё из-за его острого днища и выдвижных килей; а уж рыскает — только держись. Поворот оверштаг и в мельничном пруду не смогло бы сделать. И ничем-то ему не угодишь. Оно напоминает мне миссис Гудридж: что ни сделаешь — всё неладно. Если б капитан не повернул на заднем ходу в мгновение ока — ну, даже и не знаю, где б мы все теперь были. Замечательный манёвр, должен сказать — видно настоящего моряка — хотя я бы, пожалуй, на такое не отважился — только не с этими оборванцами, что зовутся у нас тут командой. И уж конечно, вперёд кормой мы шли куда как дольше, чем я бы посчитал возможным. Как вы, сэр, сказали, оно было построено для отката — вот я и думал, что нас так и будет откатывать и откатывать, покуда мы не налетим на французский берег. Чудо-юдо какое-то, из самых дурных — таково моё мнение, и это просто благословение Господне, что у нас капитаном настоящий моряк; да только что он сможет сделать — что сам архангел Гавриил сделает, коли дойдёт до шторма — этого я вам не скажу, потому как и сам не знаю. Ла-Манш не настолько широк, а этой посудине для манёвра, похоже, требуется Великий Южный океан, в самой широкой его части.
Причиной этих слов послужила усиливающаяся бортовая качка «Поликреста», отчего корзиночка с хлебом отправилась прогуляться по столу, а один из мичманов — в каюту Джека, сообщить, что ветер сместился к востоку. Это был похожий на мышонка ребёнок, втиснутый в парадную форму, с кортиком на боку — похоже, он так и спал во всём этом.
— Благодарю вас, мистер… — сказал Джек. — Не помню вашего имени.
— Парслоу, сэр, если вам будет угодно.
Конечно. Протеже члена Комитета Адмиралтейства и сын вдовы морского офицера.
— Что это у вас с лицом, сэр? — спросил он, глядя на облепленный корпией зияющий красный порез, что шёл по гладкой округлой щеке юнца от уха до подбородка.
— Я брился, сэр, — сказал Парслоу с плохо скрытой гордостью. — Брился, и тут накатила большая-пребольшая волна.
— Пусть на это посмотрит доктор, и передайте ему, вместе с моим поклоном, что я был бы рад, если бы он выпил со мной чаю. Почему на вас парадная форма?
— Говорят, я должен быть примером для людей, сэр — первый день в море.
— Очень пристойно. Но я бы на вашем месте надел что-нибудь более по погоде. Скажите, а за ключом от кильсона вас тоже посылали?
— Да, сэр; и я его везде искал. Бонден сказал мне, что он, должно быть, у дочери главного канонира[78], но когда я спросил мистера Рольфа, он мне сказал — очень жаль, мол, но он не женат.
— Ясно. У вас есть штормовое обмундирование?
— Ну, сэр, у меня много чего есть в моем сундучке, морском сундучке — всё, что, как торговец сказал маме, мне понадобится в море. И ещё отцова зюйдвестка.
— Мистер Баббингтон скажет вам, что лучше надеть. Передайте ему, что это я велел ему показать вам, что лучше надеть, — добавил он, вспомнив грубый характер Баббингтона. — И не вытирайте нос рукавом, мистер Парслоу, это неприлично.
— Да, сэр. Прошу прощения, сэр.
— Ну, идите, — сказал Джек с некоторым раздражением. — Я им что — мамка, чёрт бы их побрал? — спросил он, обращаясь к своему бушлату.
На палубе его встретил дождь с мокрым снегом. Ветер очень посвежел, разогнал туман, и стало видно низкое небо — свинцово-серое, почти чёрное над восточным горизонтом; короткие рваные волны неслись против течения, и хотя «Поликрест» неплохо держал курс, он порядком начал набирать воду, и вполне умеренная парусность начала заваливать его вперёд, как если бы были поставлены брамсели. Судно было валким, точно как он и опасался, и к тому ж ещё и «мокрым». Штурвал держали два человека, и из того, как они вцепились в спицы, было ясно, что им приходится прилагать массу усилий, чтобы не дать кораблю рыскнуть к ветру.
Он изучил курсовую доску, прикинул местоположение, добавив утроенный снос под ветер, и решил повернуть через фордевинд через полчаса, когда на палубе будут обе вахты. Места было порядочно, и не было нужды зря выматывать тех немногих настоящих моряков, что имелись на борту: с таким небом — изменчивым, угрожающим, чертовски неприятным — их могла ожидать тяжёлая ночь. И вскоре придётся спускать брам-стеньги на палубу.
— Мистер Паркер, — сказал он. — Будьте любезны: возьмём ещё риф на фор-марселе.
Свисток боцмана, топот по палубе, приказы Паркера через трубу:
— Трави фал — на брасы — мистер Мэллок, расшевелите-ка этих, на брасах.
Реи повернулись, парус обезветрило, «Поликрест» выпрямился и одновременно так резко рыскнул, что человек за штурвалом буквально повис на спицах, чтобы не дать парусам обстениться.
— На рей — поживей там — эй, на наветренном ноке, вы заснули, сэр? Вы собираетесь проводить штык-болт? Чёрт бы тебя побрал, ты будешь сворачивать парусину или нет? Мистер Россалл, запишите его имя. Долой с рея.