Последний завет

При котором, как ещё увидим, и в самом деле исходят порой больше из характера предмета, чем из ограничений на него. И даже больше: ограничения далеко не в редких случаях определённо расцениваются как недопустимые и неоправданные.

Частично при этом дают себя знать разные смысловые трактовки цензуры на протяжении всеобщей истории. Порою некоторые из них взаимно исключали друг друга. – Как правовое требование последних столетий, «запрет цензуры» представляет из себя такой редкий в лингвистике оборот, где для прояснения сути прибегают к её запутыванию: второе слово и без первого обозначает ограничивание, запрет; но не лишнее и первое, поскольку запрещением стараются предотвратить резко осуждаемое обществами запретительство, в частности, по отношению к тематике журналов, книг, спектаклей, сценариев и проч. По-другому понималась цензура в древнем Риме: оценка имущества граждан, контроль за поступлением налогов и за нравственностью; ясно, что в запрещении она в целом не нуждалась, ибо это могло стоить гибели тогдашнему укладу. А в средние века в Европе её «сердцевиной» было преследование за отступничество от христианской веры.

Нам, конечно, интересно выявить, в чём конкретно проявляется правовое требование, исходящее из российского законодательства. Можно ли его считать достаточным? Ведь спорное заметно проглядывает прежде всего из основного закона. К чему предусматривается в нём относить запрещение цензуры? Только к свободе массовой информации? И да и нет.

К ответу положительному склоняет здесь то, что запрещение сформулировано в той части конституции (ч.5 ст.29), которым установлена и гарантия для указанной свободы, и – нигде больше. Причём гарантирование свободы массовой информации как бы намеренно размещено в начале пункта, а запрет на цензуру – после. Не правда ли, так и подмывает считать, что второе выводится из первого и в охранение только этого первого? Да ещё плюс к тому нельзя не учитывать неблагообразности в сроках принятия конституции в действие – вдогонку закону о СМИ.

Есть резоны и в отрицательном ответе. Поскольку основным законом гарантируется также свобода литературного, научного, художественного и прочего творчества (ст.44), в котором цензура могла бы проявляться вероятнее всего, по крайней мере в том её виде, какой она была при советской власти. И если она туда «не допущена», то – впрямую ли под действием нормы ч.5 ст.29? – скорее – «по аналогии»…

Налицо некоторый «разброс». Ощутимо текучее, зыбкое, неотчётливое, а вместе с тем и несколько «нездорово-набухшее» «состояние» нормы основного закона, что, как мы знаем, есть прямо её слабость. Не выражается ли в этом её своеобразная «уступчивость» – перед более мощным воздействием необходимого?

Если обратиться к норме запрета, изложенной в законе о СМИ, то и здесь она не кажется исчерпывающей, – конечно, не иначе как в приложении лишь к средствам массовой информации или, если точнее, – к редакциям. В чём заключено запрещение их цензурирования? Только в том, как если бы им «пользовались» должностные лица, государственные органы и формальные структуры. Путём требований заранее согласовывать у них материалы и сообщения, запрета на распространение последних, а также – открытия в этих целях и финансирования специальных служб и должностей. Этого, оказывается, недостаточно. Поскольку законом СМИ (редакции, студии) не защищены от схожих требований, выставляемых, правда, в большей части скрытно, со стороны ещё и структур неформальных, а также – частных лиц. У которых накоплен немалый опыт «воздействия» на тематику СМИ и на отдельных журналистов или просто – авторов. Жизнь, однако, показывает, что даже если бы запрещение применялось ещё и на этих площадках деловой и бытовой активности, его бы всё равно было недостаточно. Поскольку непременно изобретались бы новые способы как «обойти» СМИ или их актив.⁹⁶

В целом происходит как и в конституции: норма – неустойчивая, «плавающая»; а значит урегулировать запрещением всё, что может представлять собою цензуру, закон на его «территории» обеспечить не в состоянии.

Чем отлично пользуются те же неформальные структуры и частные лица. Да нередко и официальные органы и должностные лица в силу неких прагматических интересов или амбиций увлекаются недозволенными рычагами «воздействия» на СМИ и на отдельных журналистов, искусно избегая ответственности. Вот пример такого начальственного поведения: