Последний завет

Даже великая победа в битве с фашизмом до того истёрта и замята в бесконечном эфирно-печатном суесловии, в нескромных самовосхвалениях, что, кажется, уже впору спасать её от нас же самих. И государство и общество периодически буквально закатываются в излияниях признательностей участникам уже далеко отошедшей в прошлое военной эпохи, готовые прославить, кажется, даже вовсе не причастных к победе, но, как правило, отодвигая при этом на задний план деятельное сочувствие к родственникам и детям погибших.

Даже сотой доли такой чудовищно-всепроникающей, устремлённой в тупиковые дали «косвенной» пропаганды вполне достаточно, чтобы уронно воздействовать на человеческую психику, не говоря уже о тех случаях, когда ей придают воспитательный характер, что у нас имеет место повсюду и от самого младенческого возраста.

Что многое в трактовке войны не должно использоваться для её возобновления и повторения, хорошо было известно и много раньше последних мировых разборок. Почти две с половиной тысячи лет, к примеру, вот этим строчкам:

Прославлять себя победой – это значит радоваться убийству людей.

…Если убивают многих людей, то об этом нужно горько плакать. Победу следует отмечать похоронной процессией.⁸⁴

Трудно с этим не согласиться. А исходя из масштабов доставшейся нам скорби, тут можно бы ещё, пожалуй, добавить, что если уж праздновать благоприятный исход, то всего лишь единственный раз – в конце лихой и трудной доли; и на том бы ставить точку.⁸⁵

О мёртвых вечно думать мужам постыдно…⁸⁶

И почти то же в «Песни о нибелунгах»:

О мёртвых веки вечные нельзя грустить живым.⁸⁷

Почему же нас как магнитом тянет поступать «наоборот»? Знаем ли, что нам надо? Готовы ли были бы соблюдать запреты, если они ко благу? Пожалуй, нисколько; – может быть, изредка. И там, где сказано «нельзя», но не висит дубина, перенимая друг перед другом худшее, удовлетворяясь безнаказанностью, протаскивают «можно».⁸⁸ – Не меньше, чем «косвенная» пропаганда войны, в состоянии принести вреда и зла национальная и религиозная нетерпимость или рознь. Закон о СМИ, а ещё и конституция (ч.2 ст.29) им также декларативно перекрывают дорогу. Но обратимся к жизни. Злоупотреблениям свободой массовой информации, а заодно и «обычной» информацией и на этих направлениях открыты все мыслимые пути.

Откровенным шовинизмом пропитаны многие телевизионные юморины Задорнова («Я – не понимаю!»). – Как и на протяжении многих предыдущих десятилетий оставляются без глубоких комментариев вызывающие действия правительства по развитию экономики в таком режиме, при котором «сливки» этнического «процветания» достаются пока только Москве и Санкт-Петербургу. – По всяким неосновательным поводам, а то и вовсе без них пользуемся такими словесными значками превосходства надо всеми народами и народностями России, кроме «главного», «самого-самого», как «русский дух», «русская тройка», «русский лес», «русская берёзка», «русское поле», «Волга – русская река», «исконно русская земля», «любить по-русски», «новые русские» и т. д. и т. п. – Для изощрений в имперском национализме изобретено и быстро пошло в ход словечко «русскость», аналоги которому в языках остальных народов и народностей федерации, а равно и зарубежья выглядели бы простым чудачеством и нелепостью одновременно (балкарскость, гольдскость, чувашскость, татарскость, комичность (?), голландскость). – Умиляемся при обнаружении очередной, придуманной в экстазе национального высокомерия «выраженности» «слабоумия» у чукчей, ущербности – по сравнению с русскими – у евреев⁸⁹ (спесь тут заметно пошла на убыль под воздействием наслышек об израильском «рае»), американцев, англичан, грузинов, украинцев и т. д. – Как с писаною торбою общество и государство носятся с возрождённым национальным казачеством, якобы способным нас от чего-то защитить на юге, на Урале и в Сибири.⁹⁰

Те же приёмы игнорирования узаконенных ограничений видны в повседневных делах, связанных с религиями.