Последний завет

ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:

И пришёл Господь к детям своим, прежде чем испытать их огнём и мором, и научил, как строить Убежища. И пережили дети Его и огонь, и мор, и Чёрные века, и ярость предавшихся Тьме и не попавших в чистые дома Его. И вышли они в обновлённый мир, дабы воссоздать его первозданную чистоту и жить в нём во славу Господа своего.

ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:

И пришёл Господь к истинным детям своим, прежде чем испытал их огнём и мором, и научил, как строить Убежища. И пережили истинные дети Его и огонь, и мор, и Чёрные века, и ярость продавшихся Тьме теней. Но попали зёрна сомнений в один из чистых домов Его, и предались люди Дьяволу и стали жить меж теней. И в гневе своём запер Он дверь и наложил на неё печать вечную, чтобы никто из отступников не вышел в обновлённый мир, — и умерли все они медленной и мучительной смертью.

Последний Завет. Книга Нового мира Послание заново рождённым. Ст. 106

Почти через час после того, как отряд покинул место ночёвки, редколесье, так и не решившееся перейти в густой лес, внезапно расступилось. Впереди насколько хватало глаз раскинулась холмистая равнина, пестрящая красными пятнами густого кустарника и зелёными рощицами низких лиственных деревьев. В луговой траве росли большие ароматные цветы, вокруг царило такое буйное разноцветие, что путники невольно залюбовались открывшимся перед ними чудесным видом.

— Вот это да-а-а! — выдохнул Франц, с восхищением разглядывая незнакомую местность.

Герман замер, словно опасаясь неосторожным движением нарушить совершенную красоту окружающего ландшафта. Городской житель, всю жизнь проведший среди закрывающих небо каменных домов и растрескавшегося от времени серого асфальта, только теперь он смог оценить, какие просторы скрываются за давным-давно придуманным кем-то сухим определением — «пу стоши». Теперь он знал, что «пустошами» эту местность мог назвать только тот, кто не имел глаз или просто ничего не чувствовал — не мог разглядеть великолепие этих мест.

— Это же сколько нам ещё топать? — прервал мечтательное настроение Германа Густав. — Бедные мои ножки…

— Ножищи! — уточнил Герман и сердито покосился на великана.

— И главное — еды тут никакой нету! — протянул Густав, словно бы не замечая взгляда следопыта. — Цветы, что л жевать будем или траву?.. Мы, можно подумать, козы какие то?.. Я лично — нет.

— Конечно, ты не коза, — угрюмо заметил Герман, — ты козёл.

— Ну а чего ты обзываешься-то?! — обиделся великан.

— Потерпи немного, — пожалела его Герда, — возвращаться назад всё равно уже поздно. К тому же еда тут есть, уверяю тебя.

— Есть? — приободрился Густав. — Ну тогда ладно, тогда совсем другое дело. А какая?

— Увидишь, — пообещала Герда, — здесь вообще много чего интересного.

— Нам туда? — спросил Франц, указывая на северо-восток.

— Почти угадал. — Девушка извлекла из кармана куртки довоенный компас. — Сейчас сверимся с моими данными.

— Ты сама-то в этих местах когда-нибудь бывала? — с подозрением спросил Герман, на компас он покосился с завистью — ценная вещица, достать такую не так-то просто.

— Не бывала, но куда идти знаю, — ответила девушка, — не волнуйся. И не надо на меня так смотреть — дыру прожжёшь! Наслаждайся прогулкой. Когда бы ты ещё из своих развалин выбрался на природу?

— Да уж прогулка та ещё… — пробурчал Герман, подумав, что самомнение у девчонки ещё то — вовсе он и не на неё смотрел, а на отличный компас у неё в руках.

Ему захотелось во всех подробностях объяснить Герде, где именно он видел такие прогулки, но он сумел взять себя в руки и решил, что спорить и ругаться с ней всё равно бесполезно — на каждое его слово у девчонки находилось сразу несколько очень ехидных замечаний. А выражаться в её присутствии он почему-то не мог. Словно ему что-то мешало ощущать себя свободным. Это что-то заставляло его постоянно подбирать более мягкие выражения.