Последний сын графа

Годы взаимных придирок, упреков и его хамства в адрес ее гостей. И очередная молоденькая свистушка, которой муж начнет сливать деньги с королевским размахом. И сплетницы, которые будут названивать ей, чтобы рассказать, где, когда и с кем его видели.

С Вереной он, хотя бы, не выходил. Вся их любовь оставалась в Штрассенберге. На публику он выходил лишь с женой, и замужние приятельницы завистливо говорили Марите:

– Дорогая, ты совершила чудо! Себастьян выглядит, словно у вас обоих медовый месяц! У вас опять есть секс?!

И Марита загадочно улыбалась: медовый месяц был, только у него. Но все ведь думали, – верили, – что у них обоих! И это было единственное, чего ей хотелось. Казаться любимой графом ей нравилось куда больше, чем быть.

Наверху кто-то уронил стул, и женщина раздраженно подумала, что Рене теперь тоже ее проблема. Она не любила сына. Возможно, из-за того, что он не был тем Рене и один лишь звук Его имени, обращенный к другому, вызывал глухое сопротивление. Она позвонила, чтоб вызвать Маргарет, но вспомнила, что та отпросилась по семейной причине. И Марита разрешила, полагая, что после школы, мальчик станет хвостиком бегать за Лизель, или уедет с Ви.

– Еще не хватало, чтобы эта дура оказалась беременной и мне потребуется новая няня, – с тоской подумала Марита. – И еще целый год пройдет прежде, Рене отправится в интернат.

Плач ребенка бесил ее, и она зажала уши ладонями. Интересно, где, черт возьми, граф?!

Себастьян:

Он сидел на кровати, глядя, как шипит и пенится аспирин в стакане. Не стоило вчера напиваться, но он и без того был разбит, а головная боль немного умаляла душевную. Он слышал, как тихо плачет Рене, как Марита скребет ножом по тарелке… Дом словно усиливал звуки; они шрапнелью били по его нервам.

– Что ты о себе возомнила, Ви? —думал он в бешенстве. – Истеричка долбанная!

И еще о том, что Филипп разошелся с Иден. Не будь этого, Себастьян бы еще пережил, но с возрастом, он все чаще видел в сыне соперника. Филипп поступал, порой, вне логики и пространства, но Себастьян наблюдал за ним много лет. Иден была с ним лишь по одной причине: Иден раздражала Верену.

Две пары, которые распались одновременно…

Какое-то время он играл с мыслью позвонить Фредерику, но потом оставил. В молодости они и правда были друзья навек, но потом между ними встала его жена, а теперь – по какой-то космической шутке, его любовница. У него не осталось уже приятелей, кроме двоих его сыновей.

Подумав, он набрал Филиппа.

– Да, пап? – жизнерадостно прокричал тот в трубку. – Я бегаю. Что-то важное или подождет?

– Ты в курсе, что Ви от меня ушла? – выдавил Себастьян и мрачно посмотрел на белые крупинки на дне стакана.

Рене:

С трудом успокоившись, он сидел в столовой. Ковырял кашу, стараясь не смотреть на злую, напряженную мать. Отец вышел к самому концу завтрака.

– Что произошло? – тут же вскинулась мама.

– Ты сама знаешь, что, – обрубил отец своим прежним тоном. – Радуйся! Ты теперь единственная.

– Я? Я должна радоваться? Еще скажи, это я ее выгнала! Я была добра к ней, как мать!

– Да что ты опять визжишь, как бензопила?! – он встал и швырнул салфетку. – Поем на кухне.

Рене не осмелился попроситься с ним.

Теперь он был уже взрослый. Ему, как взрослому позвонил Филипп и расспросил, что произошло. Попросил хранить звонок в тайне и даже пообещал, что возьмет его как-нибудь к себе ночевать в мешках и они опять нажарят зефира, но Рене чувствовал по голосу, что это – вранье. Когда взрослые в самом деле куда-нибудь его брали, они говорили точнее.

Куда и когда.

А Филипп этого не сказал.

– Поел? – раздраженно спросила мать. – Иди, собирайся в школу.

– Сегодня не школьный день, – процедил мальчик, понимая, как на нее зол. – Сегодня суббота.

– Как ты со мной говоришь?! – вскинулась она.

Рене встал из-за стола и тоже швырнул салфетку.

– Если ты обращалась с Виви, как мать, неудивительно, что она сбежала!

Мать никогда не разрешала ему брать телефон за стол и Рене с нетерпением схватил его, едва вошел в комнату. На экране светился пропущенный вызов. Но не от Виви, а от Лизель. Мальчик почувствовал, как вспотели руки.

Он был так счастлив эти последние недели, но мать не все наврала ему. Она сказала, что сам по себе он не нужен Виви.

– Верена дружит с тобой, пока она любит твоего папу. Не привязывайся к ней сильно, – сказала мать. – Это, к папе, очень скоро пройдет и Ви уйдет, как пришла. Ты – останешься.

Верена ушла. Неожиданно. Не сказав ни слова.

С утра Рене отослал ей пять сообщений, но она не ответила пока что ни на одно. Даже не прочитала. Даже телефон выключила… Теперь, наверное, попросила Лизель сказать ему, что все кончено: они больше не друзья.

Пока он об этом думал, глотая подступающие обиженные слезы, телефон зазвонил опять.

– Привет, Лизель, – сказал Рене, стараясь звучать, как взрослый. – Я уже слышал, что тут произошло…

Он замер, сорвавшись на тонкий, жалкий фальцет и глубоко вдохнул, стараясь не расканючиться.