Если она попросит, Фердинанд руку вывихнет от усердия, чтоб она могла завести других внуков.
Марита плакала и клялась, будто Фердинанд не от Маркуса. Что его отец ее друг, известный венский скрипач, но граф ей не верил: скрипач был еще голубее самого Фердинанда и вел себя, как шестнадцатилетняя победительница конкурса красоты.
Отцом Фердинанда был Маркус. Он, только он.
Знал ли об этом дядя? Конечно, знал!.. Не потому ли он убедил Лизель отдать Верену Себастьяну? Связать их семьи ребенком, в котором будет и ее кровь. Связать их, чтобы после его кончины, Лизель не встала на сторону оппозиции, которая устроила закулисную возню, выдвигая в наследники Фердинанда.
Себастьян покачал головой.
Он пьян, разбит, вот и лезет всякая дичь в голову. Какой из Фердинанда наследник? Один анализ на ДНК и, невзирая на законных детей, Марита пойдет к чертям по законам клана. И ему тогда ничего не останется, кроме как… Себастьяна прошибло потом от собственной подлости, но мысль уже пришла в голову и не так уж просто было ее прогнать.
И пошли бы все вокруг в задницу. Да, у них есть разница в возрасте, но она никого не касается, кроме них самих!
И внезапно, смысл происходящего дошел до него. Все упреки жены, намеки людей, что не надо так вот, ртом в рот, целовать девочку-подростка.
И голос Маркуса:
–
И ее же собственные слова:
–
Слезы, которых Себастьян не позволял себе много-много дней, брызнули ему на руку. Теперь он понял, что пытался дать ему дядя, когда заставил взять вторую жену.
Любовь, лишь любовь и ни словом больше.
– Господи! – прошептал Себастьян. – Мне так тебя не хватает!..
Старый, сентиментальный хрыч
Рене:
Младший вприпрыжку сбежал по лестнице.
Он проснулся рано, без Маргарет. Сам умылся, сам заправил постель и до самого завтрака смотрел фотографии, которые наделал вчера. И костер, и зефир на палках и сэндвичи… и себя между двух своих старших братьев! Вчерашнее счастье плескалось в его груди и требовало повторения.
Время двигалось бесконечно. Так рано во всем доме вставала только Лизель и Рене без конца прислушивался, но в Западном крыле было тихо. Наконец, услыхав, как открылась одна из спален, он сорвался с места и чуть ли не кубарем слетел вниз.
Быть может, Виви просто ночевала у папы?
– Папс!
Отец был мрачен и едва заметно поморщился, в ответ на его приветственный вопль.
Подбежав ближе, Рене заметил, что тот опух и небрит. И вышел в халате поверх пижамы, что с ним случалось крайне и крайне редко.
– Все в порядке, папа? Или ты заболел?
– Я вчера напился, – честно ответил Себастьян.
Мальчик сперва игриво округлил рот и погрозил пальцем, но что-то в лице отца подсказало, что речь шла не о чем-то хорошем. Он вспомнил, как сразу погасла вчера Верена, едва они вошли в дом. И понял, все это неспроста.
– А где Верена? Где все?
– Слушай…
Он не стал слушать. Резко развернувшись на пятках, Рене побежал наверх. Пересек коридор и ворвался в детскую Рича. Там было пусто. Лишь витал слабый запах присыпки и детского шампуня. В комнате Лизель никого не было, ее вещей – тоже. В комнате Верены вещи оставались на месте, даже свисал со стула ее халат, но дома она не ночевала.
Медленно, как старик, Рене подошел к стулу и сев на пол, по-взрослому, тихо-тихо расплакался, уткнувшись лицом в халат. Ему казалось, он никогда уж не будет счастлив.
Марита:
Графиня встала позже всех остальных.
Горничные тут же доложили ей обстановку, и она велела пока что оставить все на своих местах, но ей передали записку от Лизель. Та просила собрать все оставшиеся вещи, упаковать их и сообщить Марии, когда их можно будет забрать.
Марита спустилась к завтраку, оглушенная непонятно чем.
Конечно, как женщина, она была очень рада такой развязке. Она победила, как побеждала всегда. Соперница поняла, что ничего ей не светит и удалилась. Муж остается с ней. Но в глубине души, она понимала, что именно ей останется.