Последний полет орла

Он сказал, что самым первым осматривал полковника де Ланси еще тогда, на поле боя, и уверил его родственника, что он выживет. Как странно, что именно ему выпала тяжкая доля предупредить жену полковника… В общем, если она хочет поговорить с мужем о чём-то важном, то лучше не откладывать.

– Как скоро? – спросила Магдалена.

– Точно не знаю.

– Дни или часы?

– По крайней мере, двенадцать часов у вас есть.

Двенадцать часов.

Магдалена молча повернулась к хирургу спиной и на цыпочках вошла в комнату мужа. Уильям спал. Она села в противоположном углу, чтобы не мешать ему, и смотрела на милое, родное лицо, то и дело смаргивая слезы. Во рту у нее пересохло, губы потрескались. «Наверное, я умру первой», – подумала Магдалена. Нет, как же она может умереть и бросить его одного? Она должна быть рядом, она нужна ему. Не раскисать! У них еще целых двенадцать часов. Если ей удастся разыскать генерала Дандаса, он, может быть, успеет приехать и позаботиться о них обоих. Где бювар?

Свое длинное сумбурное письмо она перечитывать не стала – просто сложила, отдала Джозефу и велела ему найти генерала, если тот в пределах десяти миль от Брюсселя. Магдалена сидела на стуле, уцепившись обеими руками за сиденье, ее била дрожь. Она еще никогда не видела, как люди умирают, и не знала, как это на нее подействует. Достанет ли ей спокойствия и сил? Уильям! Говорить ему или нет? Он видел много смертей. Но одно дело чужая смерть, а другое – своя собственная…

Он проснулся и протянул к ней руку. Она подошла, села рядом, как обычно.

– Уильям… Прости меня, любимый, но я должна сказать тебе. Врач, что был здесь ночью… Он говорит, что симптомы… В общем, он считает, что надежды нет. Если ты хочешь распорядиться о чём-нибудь, скажи мне, я всё исполню.

Де Ланси продолжал машинально гладить ее пальцы.

– Это неожиданно, – выговорил он наконец слегка дрожавшим голосом. – Очень неожиданно. Веришь ли, сегодня первый день, когда я чувствую себя настолько хорошо, как будто в самом деле пошел на поправку! У меня ничего не болит, я свободно дышу. Пожалуй, я даже выдержал бы переезд в Брюссель.

– Что мне сделать для тебя, милый?

– Когда я лежал на земле во время боя и думал, что умираю, – продолжал он, не отвечая, – я не чувствовал ни страха, ни отчаяния, ведь я скоро попаду в лучший мир. Мне только было жаль расставаться с тобой, любовь моя. Я думал: как она, бедненькая, будет здесь одна, без меня? Прошу тебя, пообещай мне, что не поступишь, как тетя Амалия.

Слезы хлынули из глаз неудержимо. Всхлипывая, Магдалена пыталась что-то сказать, но Уильям устало закрыл глаза и приложил палец к губам: тсс, не надо слов.

Да, всё, хватит. Такими тоскливыми разговорами она только сократит ему жизнь, а каждый час дорог.

Верная Эмма принесла чай и тосты. Уильям позавтракал с таким удовольствием, что и у Магдалены проснулся аппетит. Вот только у нее теперь текло из носа. Боже мой, какой стыд – куда же подевался ее платок?

– Ты простудилась, милая? Всё время сидишь на сквозняке.

– Да, наверное. Это ничего.

В полдень приехал Вулрич – пощупал пульс, кивнул на слова Уильяма о том, что ему лучше, порекомендовал полный покой.

– Не нужно ли вам чего-нибудь в Брюсселе? Я еду туда.

– Нет, благодарю вас.

– Магдалена, любимая, генерал Дандас!

– Я написала к нему утром, милый.

Вернулся Джозеф с короткой запиской: «Буду вечером».

Однако прежде генерала явились Пауэлл и Хьюм – один едва держался на ногах, другой был всё таким же бодрым и шумным. Хьюма так превозносили в армии, что он, наверное, возомнил, будто его визит – величайшая радость для кого угодно! А ведь полковник Гордон умер у него на руках, после того как сей эскулап отнял ему ногу! Магдалена не хотела его пускать, но он прошел к Уильяму сам, не обращая на нее внимания, заставил больного сесть, постукал его пальцами по груди, пощупал пульс и заключил, что он сможет выдержать еще одно кровопускание, если понадобится.

– О нет, мне это не нужно теперь, я скоро буду совсем холоден, – сказал Уильям.

– Да я и не намерен пускать вам кровь! Наоборот, хочу согреть вам конечности.

В глазах Уильяма вспыхнула надежда, отразившаяся тревогой в душе Магдалены.

– Хорошо ли это будет, мистер Хьюм? – спросила она.

Врач вышел, не удостоив ее ответом, она поспешила за ним.

– Почему вы опускаете руки, когда у него такой славный пульс? – выговаривал Хьюм Пауэллу. – И такая отличная комплекция! Вы только тоску наводите. Нельзя сидеть сложа руки, надо что-то делать. Поставьте ему пластырь на грудь, приложите пиявок, если будут боли в боку, приготовьте горячую ванну.

Магдалена смотрела на Пауэлла, пытаясь прочитать по его лицу, верит он Хьюму или нет, Джеймс избегал ее взгляда.

– О, не бойтесь, сударыня, мы не бросим это дело! – бодро сказал ей Хьюм.

Эти глупые слова рассердили ее окончательно.

– Я вовсе не боюсь, сэр, что мистер Пауэлл нас бросит, потому что уверена в обратном, но сегодня утром мне сказали, что надежды нет, так зачем же…

– Не то чтобы вовсе нет, – пролепетал аптекарь, – я бы сказал, что надежды мало…