Последний полет орла

– Это не столь важно, – заторопилась Магдалена, – потому что я никогда не ложусь, но моя горничная спит на полу, а там очень сыро, я боюсь, что она заболеет, мы без нее как без рук, и еще – не будете ли вы так добры прислать нам вина?

– Разумеется, – ответил Дандас. – Завтра вы получите и то и другое.

В прихожей она столкнулась с Вулричем.

– Плохих симптомов нет; если сбить температуру, он поправится, – ответил врач на ее немой вопрос, но при этом не смотрел ей в глаза.

Пригладив дрожащими руками волосы, Магдалена сделала глубокий вдох и выдох, чтобы казаться спокойной, и вернулась к Уильяму.

– Ну что, ушел Старый шкворень? – спросил он. И улыбнулся недоумевающей жене: – Генерал Дандас. Его так прозвали солдаты за его прусскую муштру. Зачем он приезжал? Эвакуация?

Магдалена вспомнила, что сэр Дэвид – управляющий Королевским госпиталем в Челси. В самом деле, Уильяма могут перевезти в Англию, там за ним будет куда лучший уход! Но выдержит ли он дорогу? Нет, вряд ли.

– Он обещал прислать нам вина. Это тебя подкрепит.

Рука Уильяма была горячей, губы тоже, но его глаза светились любовью, а не только блестели от жара.

– Какое счастье, что ты здесь! Даже не знаю, что бы я без тебя делал.

Погода испортилась; поднявшийся ветер нагнал тучи, к вечеру за окном шумел дождь – ну вот, опять на пол лужа натечет. Но спать в эту ночь почти не пришлось: Уильям задыхался, Магдалена постоянно подтягивала его на подушку повыше, Джозефа дважды посылали за Вулричем, чтобы отворить больному кровь. К утру он, наконец, забылся сном, а врач без сил откинулся на спинку стула, расставив ноги и закрыв ладонями лицо.

– Госпиталь переполнен, а ведь еще не всех раненых подобрали, – сказал он шепотом Магдалене, когда немного пришел в себя. – Из Брюсселя каждый день посылают кареты в Ватерлоо – по двадцать – тридцать частных экипажей. Некоторые из жалости подбирают и французов, но чаще их оставляют лежать там без всякой помощи, без еды и воды! Наших тоже привозят в самом жалком виде. Что я могу? Что я могу?

Он выпил чаю, предложенного Магдаленой, поблагодарил и ушел.

Простыни оказались заляпаны кровью, их надо было переменить; это сильно растревожило Уильяма. Он больше не разговаривал, лежал с закрытыми глазами, экономя силы, чтобы противиться приступам кашля. Магдалена сидела рядом, держа его за руку. Пауэлл как-то спросил ее, зачем она не отдыхает, ведь ее может сменить служанка. Как они не поймут? Да будь здесь хоть тридцать слуг, она всё равно не отошла бы от мужа: каждая минута с ним ценнее бриллианта!

Уильям прошептал, что ему трудно дышать, – нельзя ли окурить комнату? Боже мой, как? Без огня, без железного листа…

– Эмма, Эмма! – позвала Магдалена, высунувшись в окно.

Прибежала горничная, не выпуская из рук чайник. Они обсудили новое затруднение.

Уксус можно налить в стакан – придумала изобретательная Эмма. Она куда-то ушла, потом вернулась с большими портняжными ножницами, в которых был зажат уголек. Булькнув в стакан, он зашипел, выпустив белое облако свежести. Уильям благодарно улыбнулся, Эмма смахнула с глаз слезы.

К вечеру температура поднялась снова. После утренних рассказов хирурга Магдалене было совестно посылать за ним, ведь у него столько хлопот. Вполне возможно, что его отлучка будет стоить кому-то жизни… Собравшись с духом, она велела Эмме окунуть в кипяток ланцет, забытый Вулричем, сама перетянула Уильяму руку жгутом, нащупала пульсирующую жилку, сделала надрез; Джозеф держал чашку. Кровь была густая, малиновая – воспаленная, по краю чашки образовалась коричневая линия, это нехорошо (аптекарь разъяснил Магдалене, что к чему). Около десяти неожиданно пришли сразу Пауэлл и Вулрич. Леди де Ланси показала им чашку, отчиталась о своих действиях и наблюдениях, внимательно всматриваясь в их лица. Когда они переглянулись между собой, она всё поняла – отвернулась к окну и заплакала.

У постели больного они пробыли недолго, но потом тянули с уходом, явно собираясь что-то сказать. Магдалена догадывалась, что же именно, но не могла, не хотела этого слышать. Она простилась с ними бодрым голосом и, выпустив их из дома, закрыла дверь.

Теперь Уильям уже не скрывал, что ему больно. Когда в середине ночи Магдалена в очередной раз приподнимала его, втаскивая на скользкую подушку, у нее в животе словно что-то лопнуло. Но в этот момент Уильям посмотрел на нее таким застывшим взглядом, что она забыла о себе. Он всё еще обнимал ее за шею; она стала тормошить его за щеки, исступленно целовать… Он очнулся и попросил позвать Пауэлла. Господи, что же делать? Бедный Джеймс сам как тень…

– Да, да, я пошлю за ним, милый.

В четыре утра в дверь постучали, там стоял незнакомый пожилой мужчина с глазами, словно обведенными красной каймой. Это оказался хирург, которого прислал Пауэлл, – сам он лежал в постели больной. После кровопускания Уильяму стало легче, он наконец-то заснул. Магдалена задула свечу и вышла проводить врача.