Последний герцог

- Все ли? - спросил Пирс колко. Вместо ответа Дафна отошла от него, встала на то место в комнате, куда пробивались яркие лучики солнца сквозь щель в занавеске, повернулась к -нему спиной и скинула рубашку. - Да, Пирс, я понимаю, - повторила она, Пирсу показалось, что кто-то железной рукой вцепился ему в горло, когда он увидел, что белоснежная шелковая кожаДафны сплошь покрыта старыми и новыми рубцами, которые раньше были скрыты одеждойРубцов были десятки, а может быть, даже сотни. Никогда в жизни Пирс не хотел так убить человека, как в эту минуту. Он сжал кулаки с такой силой, что из ладоней выступила кровь. Лицо его побелело как мел. Из горла непроизвольно вырвался мучительный стон. Он несколько раз глубоко вдохнул, чтобы прийти в себя. Напряжение было так огромно, что, справившись с собой. Пирс почувствовал невероятное опустошение и усталость, которые, в свою очередь, сменились запоздалым раскаянием и стыдом.

- Господи, Дафна, прости меня, прости ради всего святого!

- Не надо извиняться. - Она быстро накинула рубашку, подошла и приложила палец к его губам. - Ты спас меня от этого кошмара. Я просто хотела, чтобы ты знал - я понимаю все. - Этот зверь, истязавший тебя, не смог ничего сделать с твоей красотой. - Он поцеловал ее пальцы. - Я люблю тебя еще больше. Всегда помни об этом. Слезы навернулись на глаза Дафны:

- Пирс, ты такой... такой прекрасный человек! Тебе столько пришлось выстрадать; голод, издевательства, смерть матери. Я... - Она опустила голову. - Я тоже ненавижу его, Пирс, - добавила она тихо. Слезы текли по ее щекам.

- Не плачь из-за меня, не надо.

- Я плачу о маленьком мальчике, которым ты был, когда отец измывался над тобой.

- Этого мальчика уже давно нет.

Дафна внимательно посмотрела ему в глаза:

- Ты уверен в этом? - Да.

- Зато есть человек, который не верит в молитвы. Пирс невольно вздрогнул, вспомнив, при каких обстоятельствах он говорил об этом Дафне. Один раз это было в саду у графа Гентри и второй раз, когда разбойник Тин Кэп грабил ее дом.

- Конечно, мне не удалось испытать всего того, что выпало на твою долю, - продолжала Дафна, застегивая рубашку, - но с того момента, как я помню себя, я знала:

в любой момент отец может избить меня. Но это еще не самое худшее. Самое ужасное - это сидеть в своей комнате, сжавшись от страха, и слышать, как плачет твоя мать, истязаемая отцом. Господи, это было невыносимо!

- Все это в прошлом.

Дафна задумчиво покачала головой:

- Ты лучше, чем кто-либо, знаешь, что есть вещи, которые никогда не проходят. Они хранятся в нашей памяти, но время от времени оживают и настигают нас снова и снова. Еще когда я была совсем ребенком, отец решил, что я слишком похожа на мать - слишком добрая, слишком сострадательная. Когда мне исполнилось восемь лет, ой пришел к выводу, что одних избиений уже недостаточно, и повел меня в работный дом. Господи, как я не хотела туда идти, как я сопротивлялась! Не потому, что у меня появится отвращение к людям, как ожидал отец, - как раз наоборот, я понимала, что уже никогда не смогу забыть тех лиц, этой безнадежной обреченности, и я оказалась права. С той минуты, как я вошла туда, прежний душевный покой уже не вернулся ко мне. Я помню все так живо, как будто это было только вчера. Две женщины, стоящие на коленях и скребущие Пол, и одна из них буквально задыхается от кашля; невыносимое зловоние, дети в саду, похожие на привидения, и особенно маленькая девочка с печальными глазами, прижимающая к себе сломанную куклу, и эту полустертую надпись над домом - прямую противоположность всему, что я видела. "Непреходящая надежда"? - Дафна тяжело вздохнула. - Скорее, вечная безнадежность-Пирс вздрогнул:

- Непреходящая надежда?

- Да, так назывался этот работный дом: Дом непреходящей надежды.

Судорога прошла по лицу Пирса:

- О Господи!

- Ты был там?

- Я там вырос.

Дафиа в ужасе прикрыла рукой рот:

- Ты вырос в этом жутком месте, о котором я говорила?

- То, о чем ты рассказывала, было далеко не самое худшее. Была там еще так называемая мертвая комната. Меня в ней часто запирали в наказание, я проводил целые дни в абсолютной темноте среди разлагающихся трупов. Это было излюбленное издевательство маркиза. А через стенку от мертвой комнаты была другая, битком набитая женщинами, умирающими от сифилиса. Туда же помещали и женщин с любым заболеванием кожи, которые случались довольно часто в этом Грязном доме. Вентиляции не было и в помине, воздух был буквально пропитан ужасным смрадом и стонами умирающих.

Дафна прижала ладонь к его губам, заставив замолчать.

- На все Божья воля, Пирс. У всех вещей, даже самых ужасных, есть свое предназначение, и, может быть, все это ты должен был вынести для того, чтобы стать таким, каким ты стал:

Пирс. нежно погладил Дафну по волосам:

- Прости меня, я не должен был рассказывать тебе

обо всем этом ужасе.

- Нет, нет, Пирс, как раз наоборот, я рада, что ты

поведал мне всю правду. Расскажи мне о своей матери.