— Во-вторых, — продолжил генерал, — гражданам Союза позволят и дальше жить по собственным законам и обычаям. Им сохранят свободу. Или настолько близкое к тому, что они зовут свободой, насколько возможно.
— Ваша доброта не знает границ. — Джезаль хотел было усмехнуться и не смог.
— В-третьих, — прокричал генерал, беспокойно косясь на Мамуна, — человека, именующего себя Байязом, первым из магов, надлежит доставить нам. Связанным и в цепях, дабы он мог предстать в Саркантском храме на суде пророка Кхалюля. Таковы наши условия. Отвергните их, и Срединные земли станут очередной покоренной провинцией. Такова воля императора. Многие погибнут, многие станут рабами. Править вашими территориями будут гуркхульские наместники, Агрионт сделают храмом, а ваши нынешние правители… отправятся в подземелья под императорским дворцом.
Джезаль открыл было рот, дабы отринуть условия… но смолчал. Гарод Великий, вне всяких сомнений, плюнул бы в лицо послу и помочился бы на него. Любые переговоры с гурками противоречили бы его убеждениям.
Впрочем, если так подумать, то гурки предложили более чем щедрые условия сдачи. В качестве ставленника Уфмана-уль-Дошта Джезаль мог бы получить куда больше власти, нежели при Байязе, который вечно стоит за плечом. Достаточно сказать одно слово, и будут спасены жизни, жизни множества людей, подданных. Джезаль осторожно провел пальцем по шраму на губе. На пустынных просторах Старой империи он настрадался достаточно, чтобы рисковать благополучием других, да и своим собственным. Призадуматься заставило и упоминание императорских казематов.
Вообще, как такой сложный выбор пал на его долю? На долю человека, который менее года назад гордо признался, что ничего ни о чем не знает и ни о чем не заботится?.. Хотя вряд ли кто-то из облеченных властью всегда знает, что делать. Они притворяются и ждут подходящего момента, чтобы придать хаотичному течению обстоятельств направление… желательно нужное.
Но какое оно, верное направление?
— Отвечайте! — крикнул Мальзагурт. — У меня еще много дел!
Джезаль нахмурился. Он до смерти устал от Байяза, от его понуканий. Но ведь маг и сделал Джезаля королем. До смерти устал Джезаль и от презрения со стороны Терезы, но ведь она ему супруга. Его терпение истощилось. Он не собирался выполнять приказы какого-то возомнившего незнамо что гуркхульского генерала и его чертова идиота-жреца.
— Я не принимаю ваших условий! — беззаботно прокричал он со стены. — Отвергаю их целиком и полностью, ибо не привык сдавать своих советников, или свои города, или отказываться от собственной суверенной власти, потому что кто-то об этом попросил. И тем более я не собираюсь ничего сдавать гуркхульским дворняжкам, обделенным умом и воспитанием. Здесь вам не Гуркхул, генерал, и заносчивость идет вам не более, чем этот глупый шлем. Прежде чем покинуть наши берега, вы получите жестокий урок. Да, пока вы не бежали, советую вам и вашему жрецу хорошенько отодрать друг друга. И кто знает, вдруг уговорите великого Уфмана-уль-Дошта и всезнающего пророка Кхалюля присоединиться к вам?
Генерал Мальзагурт нахмурился, видимо, не поняв особенно пикантной части королевского ответа. Он быстренько поговорил с помощником и, когда тот перевел ему неясные моменты, злобно рубанул по воздуху рукой. Пролаял какой-то приказ на кантийском, и Джезаль увидел, как среди зданий за стеной Казамира появились солдаты с факелами. Бросив последний взгляд на стену, генерал прорычал:
— Грязные розовые! Животные!
Он поскакал прочь, его спутники — следом.
Жрец Мамун задержался, его идеальное лицо было печально.
— Пусть будет так. Мы возьмем вас силой. Да простит тебя Господь, Байяз.
— Тебе, Мамун, прощение пригодится больше! Молись за себя!
— Я и молюсь. Ежедневно. Вот только за всю свою жизнь я ни разу не увидел Божьего милосердия.
Развернув коня, Мамун медленно поехал обратно в гуркхульский лагерь, мимо объятых пламенем домов.
Джезаль нервно вздохнул, глядя на перемещающиеся под стенами войска. Проклятый язык, из-за него одни неприятности. Впрочем, было поздновато сожалеть о сказанном. Байяз по-отечески положил руку ему на плечо, и Джезаль с трудом, стиснув зубы, поборол желание стряхнуть ее.
— Время обратиться к народу, — произнес маг.
— Что?
— Нужное слово в нужный момент может все изменить. Гарод Великий всегда знал, что сказать. Я не говорил, как он…
— Ладно, ладно! — отрезал Джезаль. — Уже иду.
Он направился к противоположной стороне стены с воодушевлением висельника, что шагает к эшафоту. Увидев внизу разномастную толпу, Джезаль одернул себя, перестав теребить пряжку ремня. Потом он забеспокоился, что его брюки могут вдруг упасть прямо перед народом. Забавная мысль. Он откашлялся, и кто-то внизу указал на него пальцем.
— Король!
— Король Джезаль!
— Король говорит!
Люди потянулись к стене, на их лицах читались надежда и страх. Шум на площади стих, и воцарилась тишина.