И позднее в том же году, когда мы танцевали медленный танец на балу в Обществе охраны старины, я поцеловал ее волосы. Не знаю, почувствовала ли она, как я это сделал, но когда танец подошел к концу, она улыбнулась мне, будто говоря, что, возможно, об этом знает и не имеет ничего против.
Но больше всего мне запомнился другой момент – выступление девушек из группы поддержки, когда мы учились в девятом классе. Эли тогда выбежала из спортзала в слезах, потому что упала с вершины гимнастической пирамиды, показав свои интимные прелести всей школе. Не обращая внимания на то, что другие парни насмехаются надо мной, я бросился вслед за ней. И когда я обнял ее и она тоже меня обняла, что-то произошло. Нет, меня не охватило внезапно вспыхнувшее вожделение и мне вовсе не захотелось сорвать с нее одежду, как пишет в своих пошлых романах миссис Харрисон, – все было ровно наоборот. Я хотел закрыть ее своими объятиями и защитить от всего. Но с той минуты я уже не мог о ней не думать.
Я думал о ней, работая на ферме, гадал, что она сейчас делает, я думал о ней, ужиная, и гадал, что она ест и пьет, я думал о ней на уроках, гадая, в какой колледж мы с ней поступим, как я сделаю ей предложение. Я даже гадал, как будет выглядеть дом, который я ей куплю, когда стану профессионалом. У меня было все продумано, однако я так ничего ей и не сказал. И ничего не предпринял.
А потом мы с ней не разговаривали целый год, так что, конечно же, она оставила прошлое позади или, по крайней мере, попыталась, а вот обо мне этого не скажешь. Я был так зациклен на прошлом, что просто не знал, как жить дальше. Прежде у меня были определенная жизнь, определенная версия себя самого, которую я хотел ей преподнести, и когда все это полетело в тартарары, я почувствовал, что больше не достоин Эли. Может быть, я и сейчас ее не достоин, но с моей стороны было эгоизмом и трусостью отнять у нее возможность самой сделать выбор. Теперь я это понял.
– Мне жаль… что так получилось, – говорю я, легко касаясь ладонью ее щеки.
– А мне нет. – Она прижимает щеку к моей руке. – Ведь это вернуло мне тебя.
Тепло, исходящее от ее кожи, распространяется вверх по моей руке, по всему телу и находит пристанище в горле.
И в эту минуту, когда мы стоим у алтаря, меня притягивает к ней нечто большее, чем наше прошлое, настоящее и будущее. Нечто большее, чем нужда в ней или влечение. У меня сейчас такое чувство, будто меня к ней толкает десница Божья.
Я беру ее лицо в ладони и целую. По-настоящему целую ее в губы. И это такой поцелуй, о котором мечтаешь всю свою жизнь.
– Церковь закрыта, – слышится суровый голос монахини, стоящей в дверях.
Мы с Эли делаем по шагу назад друг от друга, и в моем теле крошечным язычком пламени вспыхивает протест.
– Дверь была открыта, – возражаю я, чувствуя, как щеки мои заливает краска смущения.
– Если вы здесь потому, что выбираете церковь для своего бракосочетания, то сначала вам нужно будет пройти добрачную отборочную проверку у отца Мерсера.
Эли смотрит на меня с улыбкой. Я прочищаю горло.
– Я уже был здесь на днях. Моя младшая сестра Умничка… то есть Натали Тейт была принята в вашу школу и пойдет туда в следующем году. Она приезжала сюда со мной, и ей устроили экскурсию по школе.
– Я знаю. Вы что-то здесь забыли?
– Нет. – Я качаю головой. – Собственно говоря, я приехал, чтобы спросить о священнослужителях, с которыми встретился в тот день. Об архиепископе и кардинале.
Монахиня поджимает губы.
– Архиепископ не приезжал сюда уже целую вечность, и здесь вообще никогда не появлялся ни один кардинал.
– Но я же был здесь… с мисс Грейнджер.
– Бедняжка. – Она осеняет себя крестным знамением. – Она очень набожна. Хорошая католичка, но ее рассудок помутнен. Мы должны молиться за тех, кто страдает болезнями мозга.
– Те священнослужители, – шепчу я Эли. – Что, если ничего этого не было? Что, если все это происходило только в моей голове?
– Пойдем, Клэй. – Эли берет меня за руку и тянет к выходу.
Я чувствую, как монахиня сверлит меня взглядом, когда я прохожу мимо нее. Оценивает меня.
Как только мы выходим из церкви, я, нагнувшись, упираюсь ладонями в колени.
– Если те священнослужители нереальны… если мои галлюцинации столь реалистичны и детальны, то я, должно быть, сошел с ума… как и мисс Грейнджер.
– Мы во всем этом разберемся, я тебе обещаю, – шепчет Эли, растирая мне спину. – Теперь у тебя есть я. Я могу говорить тебе, что реально.
Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но, похоже, мои легкие и без того заполнены воздухом до отказа.
– Мне кажется, что я вот-вот могу потерять сознание, – с трудом выдавливаю из себя я.
– С тобой все в порядке. Просто дыши. – Эли прислоняет меня к одной из статуй. – Оставайся здесь. А я подгоню сюда машину, – говорит она и пускается бежать к парковке.
Я слышу за спиной звяканье ключей и, повернувшись, вижу, как монахиня запирает церковь.