Последняя орбита

Как ни странно, подобные шутки успокаивали Гущу, и он, для приличия поворчав, отправлялся спать. А назавтра с еще боль­шей настойчивостью брался за работу, иногда лишь удивляясь, как это у него хватает сил, чтобы лазить по длинным корабель­ным трапам, когда каждый неосторожный шаг грозит подбросить тебя под потолок, часами копаться в схемах и машинах, запоми­нать, где и что находится.

А дни бежали, как секундные стрелки на хронометре, неумо­лимо накручивая минуты и часы, приближая окончание назначен­ного для освоения корабля времени. И корабль, сложный, совер­шенный, уже больше не пугал, а становился понятным, близким, своим.

Наконец настала та минута, когда главный эксперт государст­венной комиссии сказал, что претензий к первому экипажу «На­бата» не имеет — он может отправляться в экспедицию.

Корабль был готов к отлету.

VII

Космонавты получили короткий предстартовый отдых. Мож­но было отоспаться, отдохнуть впервые за несколько недель. Однако никому из них не хотелось напрасно тратить послед­ние земные дни. С утра они отправлялись из Звездного городка в Москву — гуляли по улицам, сидели в притихших осенних скверах, ходили в театры. Но и этим дням настал конец. Пришла пора собираться в дорогу.

Последний день на Земле космонавты посвятили прощанию с Москвой. От Красной площади они прошли через весь город к Мавзолею Владимира Ильича Ленина и затем вернулись в Музей космонавтики. Те, кто покидал Землю, всегда отдавали почести сво­им предшественникам, жизнь которых стала легендой, историей.

На возвышенности, на окраине великой Москвы, полвека тому назад было возведено необычное здание. Оно совсем не походило на космический корабль, как можно было подумать, и не было в нем традиционной нацеленности ввысь. Творцы музея постара­лись придать контурам здания непривычные черты. Хаос, отсутс­твие строгих геометрических форм — вот что бросалось в глаза при первом взгляде. В этом было что-то неземное, оно беспокои­ло ум, тревожило, куда-то звало. И внутри, хотя сами залы выгля­дели строго, имели обычные стены, было много элементов кос­мического — оформление, экспонаты, фотографии, скульптуры.

Бурмаков подвел товарищей к залу Гагарина. Его скульптура стояла на обломке базальтовой скалы рядом с макетом первого космического корабля «Восток» в натуральную величину. Притихшие, растроганные, остано­вились космонавты перед этим памят­ником бессмертному подвигу, совсем не думая о том, что, может, скоро и их имена будут так же выложены золотом на стене этого музея. Они просто пре­клонялись перед тем, кто был первым.

Гагарин интересовал Павла прежде всего как человек. О чем он думал, ког­да садился в кабину, когда очутился на неведомой до тех пор высоте, что думал, идя на посадку, отвечая на приветствия и поздравления? Но сильнее всего Пав­ла волновали слова, написанные Юрием Алексеевичем перед стартом. Они были увековечены на граните. Павел подошел поближе, чтобы прочитать заявление первого космонавта. И почувствовал, что рядом застыли Степан Васильевич и Витя.

Проводы «Набата» были необыч­ными — одновременно на орбиталь­ной станции и на Земле. Огромные объемные телеэкраны, установлен­ные в залах для торжеств, создавали эффект присутствия. И тот, кто нахо­дился на Земле, чувствовал себя слов­но рядом с космонавтами, имел воз­можность даже перекинуться с ними словом-другим. Однако в разговорах, пожалуй, необходимости сейчас небыло. Космонавты накануне попрощались с родными, друзья­ми, близкими, знакомыми. Оставалась только так называемая официальная часть.

Репродуктор объявил, что настал назначенный час. Руководи­тель полета пожелал экипажу «Набата» счастливого путешествия и успешного возвращения на Землю.

Космонавты отделились от толпы жителей орбитальной стан­ции, по традиции поднялись на специально установленную три­буну, минуту пробыли там, будто настраиваясь на новое для себя дело, и, помахав землянам высоко поднятыми руками, двинулись по трапу на корабль — первым Бурмаков, за ним Осадчий и по­следним — Гуща.

Взволнованный Павел механически, словно это был не сам отлет, а тренировка, закрыл за собой дверь, хотя необходимости в этом не было — за всем следили автоматы, — проверил герметичность и вошел в рубку. На штурманском пульте высветилась карта Солнечной системы. И вдруг к Павлу вернулась ясность мысли. Земля и то, что на ней осталось, удалились, новые заботы захватили его.

На телеэкране Павел видел, как постепенно отплывает «На­бат» от своего причала, как угрожающе надвигается на корабль черное звездное небо, бесконечное, неуютное. Затем экран погас. В окружающую тишину ворвался гул двигателей. Павла прижало к упругому креслу. Полет начался.