Последнее лето

В обеденном зале созвали очередное собрание. Слова родителей заглушал шум дождя и работающих дрелей. Над нами тусклой стеклянной медузой свисала с темного свода потолка незажженная люстра. На столе беспорядочной кучей валялись свечи. Мы переминались с ноги на ногу. От кого-то противно воняло потом.

Мы почти не слышали, что говорят родители, и начали переговариваться между собой. Мешки с песком? Они продаются? Или их надо набивать самим?

Я уже тосковала по электричеству. Без света, в доме с проломленными стенами и дырой в потолке, на меня вдруг навалилась странная безучастность. Как нам себя защитить? Что вообще мы можем предпринять?

Разговоры прекратились, взрослые потянулись к выходу, и их поток вынес нас из комнаты.

– Так что мы делаем? – спросила я одну из мамаш, оказавшуюся ко мне ближе других. – Я не расслышала.

– Две сотни мешков для мусора, – ответила она. – И куча клейкой ленты.

* * *

Потом было много работы. Сырость, холод, черный навес неба. Точную последовательность событий я не помню. Помню только, что, шлепая по воде, мы вышли на улицу, помочь отцам заделать пробоины в стенах. Каким именно способом они это делали, я не видела, но вряд ли высокотехнологичным.

Я держала зонт над головой одного из отцов и смотрела на свои ноги: в свете налобного фонарика видно было, что вода доходит до щиколоток. Под водой уже на пару дюймов скрылась нижняя часть подвальных окон.

Дом превратился в остров.

В перерывах между завываниями ветра до меня откуда-то сверху доносились голоса. Я вытянула шею, силясь что-нибудь рассмотреть. С края крыши показались тощие ноги в штанах карго.

– Эй, – окликнула я.

Ноги исчезли, вместо них появились голова и руки. Вэл. В одной руке белый мусорный мешок. Он трепыхался на ветру, как шарик.

– Что ты там делаешь? – крикнула я.

– Дыра в потолке. Пытаюсь залатать, – проорала Вэл.

На крышу в грозу они послали ребенка.

* * *

Мы теснее прижимались друг к другу, сидя на матрасах и ковриках в сухом углу чердака. За несколько часов мешки, которые Вэл закрепила на клейкую ленту, начали провисать, и образовались бреши. Проснувшись, я увидела, что вода заполняет комнату: лужа подползала все ближе. Сквозь надутый полиэтилен тянуло холодом.

Джека рядом не было, зато под боком храпел Джуси. В углу свернулся калачиком Лоу. Спальные мешки отсырели, подушки покрылись желтыми разводами, а лица спящих в сером утреннем свете казались чумазыми. Мы, как были, заснули в грязной одежде.

– Добровольцы! Нужны добровольцы! – раздался женский вопль.

В двери показалась мать-крестьянка; свои волосы с проседью она заплела в множество косичек, которые торчали в разные стороны. Выглядело это так, будто она пыталась изобразить у себя на голове афрокосы, но результат напоминал нечто вроде грязного ворсистого ковра.

– Надо спасать лодки, – сказала она. – Кто из вас хорошо плавает? Лодки вынесло со станции! Их уносит от берега!

Мы – Джуси, Вэл и я – надели сырую обувь и потопали вниз по лестнице. В отличие от заднего двора лужайка перед домом располагалась на возвышенности; родители, рассевшись по машинам, отчаянно пытались загнать их на зеленый холм по одну сторону от подъездной дороги.

Мы шли по газону за домом, и вода доходила нам до колен. Трава под водой превратилась в тину, и ноги в ней увязали. Я обрадовалась, когда мы добрались до настоящего озера: здесь, по крайней мере, можно было плыть, не касаясь дна.

Мы пустились вплавь.

Цвет воды с голубого сменился коричневым. По поверхности медленно кружили флотилии листьев и веток. Я заметила желтый надувной мяч, красную шлепку, детскую пластиковую тарелочку с разделителями для порций. Еще голубой с оранжевым надувной бассейн, разрисованный рыбками. Фиолетовую скакалку, спутавшуюся в клубок, и баскетбольное кольцо.

Я подумала: вода сейчас там, где ей быть не положено. Сухость – временное состояние. Как и безопасность.

Я плыла в мутной коричневой жиже, Джуси и Вэл не отставали, морщась каждый раз, когда задевали ногой что-то твердое.

Лодки прибило к причалу на дальней стороне озера, на берегу которого стояла уже разрушенная стихией рыбачья хижина. Вэл – всегда в полной готовности – достала из кармана амортизирующий трос и связала два каноэ вместе. Джус и я взяли по весельной лодке.

* * *

Кто-то из отцов развел огонь в камине. На всю библиотеку тепла не хватало – по дому тянуло сквозняком из столовой и от крыши, – поэтому мы жались ближе к очагу, сжимая в ладонях кружки с теплым питьем. Матери, которые обычно занимались приготовлением еды, по всей видимости, объявили забастовку. Двух из них я застала в ванной склоненными над дорожками кокаина.

Мать Алисии сидела не шевелясь в кресле в углу. Уже давно. Блуждала мыслями где-то далеко. У себя в голове, сказал Рейф.

Поначалу она вязала как подорванная, но затем все распустила. Когда я подошла спросить, не нужно ли ей что-нибудь, – любезность, которой я редко удостаивала родителей, – у нее на коленях, прикрытых пледом, лежал ворох разрезанной пряжи.