Посейдон (ЛП)

Все охают, кроме Галена — который так заходится от смеха, что чуть не наворачивается со стула.

Эмма так и пышет праведным гневом.

— Думаешь, я этого не сделаю? Хотите проверить на практике, Ваше Высочество?

Весь просторный дом вторит эхом Галеновым всхлипам. Утирая слезы, он толкает локтем Торафа, который смотрит на него так, будто Гален нахлебался соленой воды.

— Ты знаешь, что эти наивные людишки в ее школе выбрали ее самой милой школьницей из всех?

Выражение лица Торафа смягчается, когда он поднимает глаза на Эмму, посмеиваясь. Смех Галена передается Торафу, и тот тоже валится на стол, пытаясь отдышаться. Даже Рейчел хихикает, стоя рядом с духовкой, спиной к ним.

Злость уходит с лица Эммы. И насколько Гален может судить, она вот-вот улыбнется. Она аккуратно ставит стакан на стол, как будто он все еще полон и она боится его разлить.

— Ну, это было пару лет назад.

В этот раз стул Галена не выдерживает, и тот с грохотом распластывается на полу. Тут даже Рейна заливается смехом и Эмма сдается.

— Ну ладно… Возможно, у меня все-таки есть характер, — с застенчивой улыбкой произносит она.

Она обходит вокруг стола и подходит к Галену, протягивая ему руку. Он ухмыляется ей в ответ.

— Сначала вторую покажи.

Она смеется и показывает ему свободную вторую руку:

— Без оружия.

— Довольно учтиво, — говорит он и хватается за ее руку. — Я больше никогда не смогу смотреть на стакан, как прежде, — он встает в основном самостоятельно, но не может отказаться от возможности прикоснутся к ней.

Она пожимает плечами.

— Инстинкт выживания, наверное?

Он кивает.

— Или ты намеревалась начисто отрезать мне губы, чтобы не пришлось со мной целоваться, — он с удовольствием замечает, как она отводит взгляд, моментально краснея.

— Рейна постоянно пытается это сделать, — встряет Тораф. — Иногда, с благими намерениями, это работает, но в основном ее поцелуй достается мне в награду за причиненную мне же боль.

— Ты собираешься поцеловать Эмму? — недоверчиво спрашивает Рейна. — Ты же даже еще не отсеивался, Гален.

— Отсеивался? — переспрашивает Эмма.

Тораф смеется.

— Принцесса, почему бы нам не пойти поплавать? Шторм наверное прибил к берегу множество интересных вещиц для твоей коллекции.

Гален благодарно кивает Торафу, когда тот уводит Рейну в комнату. Впервые он действительно благодарен пристрастию Рейны собирать человеческие безделушки. Обычно ему практически за плавник приходится тащить ее на берег мимо останков кораблей вдоль побережья.

— Мы разделимся, чтобы охватить побольше территории, — бросает Рейна, и они уходят.

Гален чувствует, как Эмма смотрит на него, но не подает виду. Вместо этого, он смотрит на пляж, где Рейна и Тораф исчезают в волнах, держась за руки. Гален качает головой. Никому не должно быть жаль Торафа. Он знает, что делает. Жаль, что Гален не мог сказать того же о себе.

Эмма кладет руку на его плечо — она не даст себя игнорировать.

— Что это такое? Что значит «отсеиваться»?

Наконец, он поворачивается, встречаясь с ней взглядом.

— Это наподобие того же, что «встречаться» у людей. Правда, отсеивание проходит намного быстрее. И цель его куда важнее, чем порой у людей, когда они встречаются.

— Какая цель?

— Отсеивание — это наш способ подбора партнера. Когда юноше исполняется восемнадцать, он обычно начинает проводить отсеивание, ища себе спутницу. Девушку, которая будет ему по душе, и с которой он сможет произвести на свет достойное потомство.

— А…, — задумчиво протягивает она. — И… ты еще не отсеялся?

Он покачал головой, до боли опасаясь ее руки на его плече. Она видимо поняла это и убрала ее в тот же миг.

— А почему? — спрашивает она, прочистив горло. — Ты еще не достаточно взрослый, ну, для отсеивания?

— Я уже достаточно взрослый, — мягко отвечает он.

— Сколько, кстати, тебе лет?

— Двадцать, — он же не собирался придвинуться к ней поближе — или собирался?

— А это нормально? То, что ты еще не отсеялся?

Он качает головой.

— Обычно парни в возрасте девятнадцати уже находят себе пару. Но мои обязанности, как посла, не позволили бы мне быть рядом с моей парой, а это было бы несправедливо по отношению к ней.

— О, верно. Следить за людьми, — быстро говорит она. — Ты прав. Это было бы нечестно, так ведь?

Он уже готовился выслушивать возражения. Что, как и прошлой ночью, она заявит, что если бы послов было больше, ему не пришлось бы нести всю ответственность в одиночку, — и насчет этого, она права. Но она не спорит. Более того, она просто отходит от всех обсуждений в один момент.

Она отходит, разрывает расстояние между ними. На ее лице расцветает беззаботное выражение.

— Ну что, ты готов учить меня превращаться в рыбу? — произносит она, будто весь день они говорили только об этом.

Он моргает.

— Это все?

— Что?

— Никаких больше вопросов об отсеивании? Никаких лекций о назначении большего количества послов?