Посейдон (ЛП)

Гален бежит к раздвижной стеклянной двери, ведущей на задний двор, и стучится. Сейчас не время для этикета. Он указывает Торафу и Рейне подождать его в стороне. Он мог бы сказать, что Рейна скорее съест собственное ухо, чем так сделает, но Тораф ее удерживает.

Эмма подходит к двери, улыбаясь до ушей.

— Из-за чего ты так спешил? — восторг пляшет в ее фиолетовых глазах.

— Наверное, по мне соскучился, — раздается голос мамы из кухни. Она подмигивает Галену, еще не зная, что ее мир вот-вот перевернется.

— Мам! — возмущается Эмма, протягивая Галену полотенце и захлопывая дверь.

— Спасибо, — говорит он. — В смысле, за полотенце.

— Что-то случилось? — судя по выражению ее лица, он выглядит таким же встревоженным, как себя и чувствует.

Он проводит тыльной стороной ладони по ее щеке.

— Я люблю тебя. Больше, чем ты можешь себе представить. Чтобы ни было.

Она целует его в ладонь.

— Угу. Чтобы ни было? Звучит пугающе, не находишь? — шепчет она. — Но это не важно. Я тоже тебя люблю. Боже, я так по тебе скучала. А ведь прошло всего двадцать четыре часа!

Он наклоняется, прильнув к ее губам. Обычно, он бы не стал ее целовать перед ее матерью из уважения, но сейчас особые обстоятельства.

Он навсегда запомнит этот момент. Момент, перед тем, как все изменится. Он целует ее напоследок, затем поворачивается в сторону кухни.

— Давайте я вам помогу, миссис Макинтош.

Она улыбается и качает головой.

— Нет, не надо Гален. Я уже почти закончила. Кроме того, с тебя все еще стекает вода.

Тем не менее, Гален подходит к мойке. С каждым шагом, обрывки его догадок становятся по местам, образуя полную картину.

Все это время он впустую подозревал отца Эммы. Как он мог быть таким глупцом?

У нее цвет кожи и волос, как у Сирены, лишь за исключением голубых глаз. Голубых глаз без всяких контактных линз; голубых глаз, ставших такими из фиолетовых за годы, проведенные ею на суше. И это не легенда. Рисунок на Тартессосе был верным. Те же самые годы виновны и в проблесках седины в ее волосах — признаке ускоренного старения.

И ее дотошная привычка звонить всякий раз, после того, как объявлялся преследователь. Она, должно быть, чувствовала их всех в воде и хотела убедиться, что с Эммой все в порядке. Если доктор Миллиган был прав, и Эмма достигла зрелости совсем недавно, то она могла никогда ее и не чувствовать до этого. Она могла даже не осознавать наличия у Эммы Дара.

Чутье. Гром клялся, что почувствовал ее снова. Мог ли он основа ощутить ее на таком далеком расстоянии спустя столько времени? Наверное, мифы не выдумка. И такая вещь, как притяжение, существует на самом деле.

Тем не менее, с притяжением или без него, она нарушила закон — и разбила его брату сердце — оставаясь на суше все это время. Не говоря уже об увеличивающейся пропасти, которую она создала между двумя королевствами своим уходом. Как бы сильно он не любил Эмму, он не может закрыть глаза на поступок ее матери.

Так же, как не может позволить Грому связать себя с мошенницей.

Миссис Макинтош бросает на него озадаченный взгляд, но ничего не говорит, когда он становится рядом с ней. Гален погружает руки в воду в мойке. И тут же ее ощущает. Преследователь. Он смотрит ей в глаза — то, как у нее открывается рот и как она смотрит вниз на трезубец на его животе, — большего подтверждения ему и не нужно.

— Вам придется многое объяснить, Налия.