Попытка словаря. Семидесятые и ранее

1920–1930-е, несмотря на регулярные политические погромы, – эпоха расцвета книжной графики и детской литературы, который не повторился ни после войны, ни в постсоветский период. Неверно сводить тогдашнее журнальное и книгопроизводство к конструктивизму – хватало любой эстетики. Потому что люди, работавшие в детской иллюстрации в тандеме с детскими писателями, были безгранично талантливыми и по-ремесленному универсальными. Ярчайший пример – Владимир Михайлович Конашевич, оформлявший в разные годы одну и ту же книгу в разной манере и сохранивший при этом свой узнаваемый стиль.

Дом книги на Невском, где располагалось ленинградское отделение Детиздата, был основным источником искусства для детей: здесь работал Маршак. Здесь возникли самые блистательные образцы журнальной периодики для детей – «Чиж» и «Еж». С ними в первую очередь связаны имена Даниила Хармса, Николая Олейникова, Александра Введенского, Евгения Шварца, Корнея Чуковского.

Конечно, «Мурзилка» тоже был в «тренде», достаточно посмотреть обложки и тексты. Расцвет детской литературы и иллюстрации, что называется, «поднимал все лодки». Но ленинградским детским изданиям этот журнал явно уступал: «Чиж» и «Еж» стали неповторимой классикой, которая жила недолго, как и многие авторы этих изданий.

Есть какая-то странная логика в том, что более или менее современный образ Мурзилки был создан Аминадавом Каневским именно в 1937 году. Это ничего, что облик желтого, симпатичного, явно неизвестного науке зверька в пижонском берете был аполитичен: в последующие годы ему умело вставляли в лапы красные флажки. С 50-х годов «Мурзилка» и «Веселые картинки» получили монополию в сфере детской периодики, а каждый этап развития этих журналов соответствовал духу эпохи: иные обложки «Мурзилки» 50-х, пожалуй, не уступают «Нью-Йоркеру» (обложечные иллюстрации тоже печатались одно время без анонса или подписи), а несколько поскучнели оба издания – в том числе с точки зрения иллюстративной стилистики – начиная с 70-х. Если не считать, конечно, некоторых стилеобразующих образцов, например, творчества иллюстратора Виктора Чижикова, автора олимпийского Мишки…

Букинистическая охота – удел терпеливых. Удача непредсказуема, но терпение иногда вознаграждается: иной раз можно напороться на экземпляры удивительных книг, которые почему-то стоят несообразно дешево. Например, самое первое издание «Охранной грамоты» Пастернака: понятно, что это не шедевр книжного оформления, книжица невелика, в простой синей обложке, не в лучшем состоянии. Но не может прижизненный Пастернак стоить меньше тысячи рублей. Но ведь стоил. А драгоценная стенограмма XVII партсъезда «победителей» – 500 рублей! Или альбом Сергея Чехонина, автора решительно антисоветских и декадентских иллюстраций к «Тараканищу» Корнея Чуковского (даром, что ли, дело закончилось для художника эмиграцией!): четыре тысячи за такое сокровище – это не дорого. А Мстислав Добужинский – 20-х годов! – за три тысячи?

Что уж говорить о периодике. Она, конечно, ползет в цене вверх. И разумеется, подшивка старой «Нивы» стоит реальных денег. Но вот «Красную Ниву», выходившую в 20-е и некоторое время в 30-е, можно приобрести по цене двух бизнес-ланчей в хорошем московском ресторане. Не говоря уже об «Огоньке», «СССР на стройке», «Крокодиле», кольцовских «Смехаче» и «Чудаке». Если повезет, безумцы вроде меня имеют шанс поймать момент и скупить все имеющиеся в наличии «Веселые картинки» 60-х и 70-х – по качеству и трепетному отношению к ребенку с сегодняшним детским «глянцем» не сравнить.

Чтобы вылавливать все эти жемчужины, надо быть очень внимательным. И знать места. Совсем как на настоящей охоте или рыбной ловле.

Едва ли сейчас остались персонажи уровня советского эстрадного артиста Николая Павловича Смирнова-Сокольского, в библиотеке которого было 15 000 книг, включая прижизненные издания Пушкина. (Над подготовкой к печати аннотированного каталога его библиотеки несколько лет работал коллектив из пяти человек.) Это был настоящий охотник. Сегодня букинистические отделы, даже самые лучшие, не ломятся от посетителей, хотя собиратель собирателя видит издалека. В очереди в кассу, груженный старой периодикой и – по максимуму – горой тонких детских книжек и журналов с иллюстрациями выдающихся советских художников, я поймал внимательный взгляд сравнительно молодого человека с депутатским значком, обладателем примерно такого же набора покупок. Мы разговорились, как старые знакомые, но – тихо: нашу отдающую некоторым безумием страсть едва ли разделяли даже продавщицы отдела…