Попытка словаря. Семидесятые и ранее

«Ранняя пенсия», early retirement, – это как раз способ перестать стоять в пробке, пихаться локтями, делать подлости и глупости, чтобы оказаться в правильной тусовке плечом к плечу со столь же утомленной борьбой селебрити. Понятие «ранняя пенсия» позаимствовано из статьи в «Файненшл таймс», где описывался один городок в Турции, рекомендованный газетой как идеальное место для early retirement, становящееся все более популярным у англичан. Значит, подумал я, желание выпасть из потока, перестать стоять в пробке, пользоваться мобильным телефоном и иными гаджетами, прекратить общаться с теми, с кем не хочется общаться, свойственно не только мне. Возможно, это даже уже почти массовое явление. Разновидность того самого «дауншифтинга», который сейчас вошел в моду, а потому тут же утратил свой смысл.

Лишь отчасти желание соскочить связано с классическим кризисом 40-летия, когда у любой человеческой особи, хотя бы в минимальной степени склонной к рефлексии и самоанализу, происходит процесс, описываемый словами «с отвращением листая жизнь свою». Само время, требующее слишком частого апгрейда собственного внешнего фасада, избыточно регулярной перезагрузки и диких усилий, чтобы не выпасть, извиняюсь за выражение, из мэйнстрима, подпортило ощущение. Больше не хочется никакого, еще раз прошу прощения, апгрейда ради сохранения внешнего имиджа, адекватного времени. Начинаешь ощущать все большую привязанность к старым вещам и предметам, нежелание менять каждый год телевизор, телефон и прочие технические гадости. Все современное, свежее, обязательное к просмотру становится заведомо скучным и неинтересным. И все интереснее оставаться самим собой, читать старые книги и просматривать старые фильмы, валяться на диване в любимых джинсах, чаще отключать телефон, ездить на общественном транспорте, а еще лучше – никуда не выезжать. Все больше общаться с детьми, гулять в парке, глазеть в окно. Писать о чем хочется, общаться с теми, от кого тебе ничего не надо в принципе. Выпивать рюмку водки за обедом с другом и тем самым плевать на то, что тебе еще дышать после этого на непосредственное начальство. Все спокойнее относиться к увольнениям. И все чаще злоупотреблять заявлениями по собственному желанию.

И тогда вы вдруг обнаруживаете, что живете на этой самой «ранней пенсии» в полной гармонии с самим собой, что за долгие десятилетия вы мало изменились и разница между мальчишкой-пятиклассником и сорокалетним мужчиной, у которого есть все, что положено по возрасту, практически отсутствует.

Вихрь изменений мне кажется поверхностным. В моем внутреннем устройстве со студенческих времен не изменилось ничего. Ну, пропали любимые букинистические магазины, так ведь потом появились снова. Стояла на полках непрочитанная советская литература – так ведь сейчас прочел: она получше нынешней русской прозы.

Жизнь среднего класса мало изменилась со времен «московских» повестей Юрия Трифонова. Хит «Нового мира» 1980 года «Альтист Данилов» Владимира Орлова, который московская «застойная» интеллигенция рвала друг у друга из рук и ксерила, идет сегодня на ура в провинции, где все убеждены, что это новый роман из нынешней жизни. А он писался в 1973-1977-м!

«Парфюмер» Патрика Зюскинда, изданный в 1985-м и опубликованный на русском в «Иностранке» в 1991-м, вдруг спустя двадцать лет становится сегодняшней успешной кинопопсой, в том числе для тех, кто в 1991-м родился.

Няня нашего младшего сына, бывший преподаватель русского и литературы в средней школе, увидев на полках книги Сергея Довлатова, спросила: «А Довлатов он кто – классик или современник?» Вопрос столь же точный, сколь и дурацкий – в довлатовском стиле.

Ну, ушли целые пласты смыслов, образов, анекдотов, запахов, да бог знает чего еще – так многие до сих пор живут внутри той культуры, игнорируя эту. Один мой знакомый издатель, кстати не пользующийся автомобилем и мобильным телефоном, но при этом весьма успешный, констатировал как-то, что он живет новостями и интересами XIX века.

Время – внутри тебя.

Хватит меняться, хватит насилия над собой, довольно амбиций. Выскакиваем из потока конкурентов, рвущихся к карьерным вершинам с перекошенными от напряжения и злости лицами, и начинаем измерять себя – собой.

И тогда спустя долгие годы счастливой жизни, начавшейся после «ранней пенсии», вам гарантированы веселые похороны.

Сладковатый запах ломкой старой бумаги, оплывшей охряным цветом по краям, типографская краска, впечатанная, как след на мокром песке, в грубоватую целлюлозу, из которой можно выковыривать едва ли не куски дерева, библиотечная пыль, отдающая ароматами переплетов. Это – старые книги, впитавшие историю. Одно прикосновение к ним, простой тактильный контакт проясняют буквальный смысл максимы: все суета сует…