– Мне сказали, что ее можно удалить, – с вызовом продолжила она. – Но я отказалась, она мне не мешает.
Если это была проверка, он с легкостью ее прошел.
– У тебя удивительная кожа.
Доска была сдвинута к скомканным носкам, берлинскому камню и пустой банке из-под джема. Одна кость и фишка затерялись в простынях во впадине продавленного старого матраса и теперь слегка постукивали под телами Бруно и Тиры. Она была крепкой и вместе с тем текучей, как вода, ее руки пугающе мускулистыми, а соски, точно юркие язычки, скользили по его коже, ляжки были влажными и гладкими там, куда проникали его пальцы, а за ними и он… Похожее на мячик для гольфа уплотнение под кожей тоже как будто плыло, податливо соприкасаясь с ним, и ему было приятно, а не противно: ведь это была особенность ее тела, а не изъян. Тира, обычно такая говорливая, на этот раз не кричала и не стонала. В тишине их двойное дыхание звучало в унисон с пением пружин складной кровати. Мысли Бруно словно перетекали в ее мысли, во всяком случае, изливались далеко за пределы его тела.
При неярком свете кухонных лампочек, который он заслонял своим телом, невозможно было разгадать выражение ее лица.
– Меня как будто… проглотили, – проговорил он.
– Ешь или будешь съеден, – прошептала она. – Поймай и сожри. Таков наш девиз.
– Наш?
– Так Кит говорит.
– Мы можем не впутывать сюда Кита? – Бруно уже не забавляли ни марионетки, ни что-либо иное, отмеченное надоевшим ему лейблом Столарски. Он и так не избавился от подозрения, что Тира и Столарски – это один и тот же человек или что они оба относятся к нему одинаково. Если у него не было какой-либо иной причины трахать Тиру, то это могло быть просто желание вбить между ней и Столарски клин тайны.
– А почему?
– Ну, потому что тут он ни при чем.
Тира коротко хохотнула. Она оттолкнула Бруно и откатилась от него – ею овладело новое настроение, и это явственно ощущалось как пар или мороз на коже.
– А в каком это смысле Кит тут ни при чем?
– Он же уехал из города. – И Бруно махнул рукой в сторону Телеграф-авеню, коммерческой империи, которой правил Столарски, но которую тот милостиво покинул на радость мышам, сразу пустившимся в пляс. По крайней мере, в квартире 25, на их тайной явке. – Не хотелось бы делать поспешные выводы, но я решил, что он тебя бросил.
– Уж не знаю, что ты там решаешь или куришь. Может быть, мох? Кит вернулся на пару дней. И между прочим, он хочет видеть тебя в своем офисе завтра.
– В своем офисе?
– Ага. – Теперь Тира указала куда-то в сторону, но не рукой, а подбородком. – В «Зодиаке». – Она выгребла свою одежду из скомканных простыней и разбросанных фишек. Ловким движением рук набросив лямки бюстгальтера на плечи, она застегнула его на спине. – И еще он сказал, что раз ты здоров, то бесплатные завтраки кончились. Собственно, я и пришла, чтобы сообщить тебе это.
Книга третья
Шестьдесят четыре
I
Офис Кита Столарски располагался вдали от чужих глаз, на втором этаже «Зодиака», за дверью, обклеенной постерами Nike, а дверная ручка была настолько маленькой, что ее можно было и не заметить. Одну стену, обложенную кафелем, занимало узкое высокое окно, зеркальное со стороны торгового зала и похожее на крепостную бойницу, сквозь которую Столарски мог незримо подглядывать за покупателями. Возможно – кто знает? – он сидел тут и в тот день, когда Бруно приобрел футболки с надписью «ДЕРЖИСЬ» и спортивный костюм, в котором он сейчас стоял перед столом Столарски.
Кабинет был обставлен какой-то рухлядью и выглядел убого. Так мог бы обставить свою берлогу в подвале рядом с бойлерной, натащив какую придется мебель, неженатый менеджер жилой многоэтажки, где полицейские потом разбирали бы стены в поисках спрятанных трупов. Видавший виды стальной письменный стол необъятных размеров, наверное, был найден на свалке списанной мебели управления дорожного транспорта. Из выдвинутых ящиков металлического шкафа торчали папки для бумаг; такие же папки громоздились в картонных коробках и на полках, привинченных к неоштукатуренной бетонной стене, а еще валялись на полу. На самом же письменном столе Бруно бросилось в глаза отсутствие компьютера, зато он увидел настольную лампу, россыпь книжонок в бумажных обложках и порножурналов, коричневый смартфон «Слимлайн», винтажную пепельницу с логотипом «Калифорнийских медведей», бумажные стаканчики, перемазанные давно засохшим кофе, камеру «полароид» и руки хозяина кабинета, которые беспокойно шарили по столешнице, словно в поисках сигареты или просто не знали, куда себя деть. Это был бункер для расстрелов, мрачная нора для допросов магазинных воришек или штаб планирования операций по засылке тайных агентов на собрания Ассоциации владельцев бизнеса на Телеграф-авеню. Он был как зримое оправдание самых худших подозрений Гэрриса Плайбона.