Помутнение

Когда за окнами темнело, он то бодрствовал, то спал, отчего уже не понимал разницы между сном и явью. Если Бруно и играл в опоссума, притворяясь бездыханным, на самом деле он был не так уж нездоров, хотя и убеждал себя в обратном. Нейлоновая маска ограждала его от, как ему казалось, отдалившегося от него мира, но точно то же самое делала и его теплая и тугая маска из мяса и кожи. И, просыпаясь, он не сразу осознавал, в маске он или нет. Пока он оставался в квартире, это не имело значения, ведь тут его никто не видел. И он смотрелся в зеркало лишь для того, чтобы обработать раны.

Но ведь ему надо что-то есть. И что же делать?

Ответ нашелся ближе, чем он мог бы подумать. Когда Бруно открыл входную дверь, собравшись выйти в коридор, то обнаружил гигантскую желтую коробку хлопьев для завтрака и большой пакет молока, которые кто-то оставил у его квартиры. Обе картонки упали к его ногам. Он огляделся по сторонам, как будто надеялся увидеть шутника-доставщика, но, разумеется, в коридоре было тихо, и он лишь заметил, что молоко было комнатной температуры, потому что на холодном пакете выступила испарина, крупными каплями стекавшая на коврик.

Между коробкой хлопьев и пакетом молока был зажат еще один сюрприз – белый конверт с пачкой двадцаток. Очередная подачка от Столарски. И, как догадался Бруно, доставленная Тирой Харпаз. Он занес все подарки в квартиру и, открыв пакет, обнаружил, что молоко скисло. Наверное, простояло под дверью несколько дней. Наклонившись над кухонной стойкой, он сквозь прорезь в маске сунул несколько хлопьев в рот и запил, как утренние таблетки, холодной водой из-под крана. На эти доллары он, конечно же, сможет купить себе свежего молока и нормальной еды.

На Телеграф-авеню маска Бруно никого не напугала, да и кто бы мог ее заметить под низко надвинутым капюшоном? Наверняка никто. Хотя солнце уже проникло в прорехи между низкими крышами и разбросало лучи по тротуару – авеню, жившая по студенческому расписанию, только-только просыпалась. В половине одиннадцатого она все еще не стряхнула утреннюю сонливость, уличные торговцы начали раскладывать товар на лотках, бездомные рылись в горах вчерашнего мусора, складывая наиболее ценные находки в свои тележки, на столиках уличных кафе стояли картонные стаканчики с недопитым латте и валялись недоеденные булочки. Беркли не было никакого дела до эксцентричного пешехода. Впрочем, по местным меркам, эксцентричность Бруно не дотягивала и до среднего уровня.

«Слайдеры Кропоткина» тоже просыпались и готовились к наплыву посетителей в обеденный перерыв: пирамида сырых котлеток высилась рядом с плоским грилем, огонь под ним уже пылал, и лысый повар отскребал вчерашний нагар со стального листа.

– Привет первому посетителю! – воскликнул повар, даже не взглянув под капюшон и не заметив маски. – Два с луком?

– Да, как и в прошлый раз.

– Мы знакомы? – Странное, смахивающее на сжатый кулак лицо теперь обернулось к Бруно, и увеличенные стеклами старомодных очков глаза, похожие на две устрицы, внимательно его оглядели.

– Мы встречались. Вы угостили меня третьим бургером за счет заведения.

– Они всегда возвращаются. И что их сюда тянет?

– Доброта. Но на сей раз если я захочу еще один, я за него заплачу.

– О, да вы при бабках! А, да вы же дружок Большого Свинарски, я узнал вас, даже в этом маскарадном костюме. – Над раскаленным стальным листом взлетела обоюдоострая лопатка, когда повар еле заметно взмахнул мускулистой рукой и выложил две котлетки на подушку из луковых колец.

– Получили спецдоставку овсяных хлопьев на завтрак?

– Да.

– Только не подумайте, что вы под наблюдением. Хотя все мы сегодня под колпаком у спецслужб, так ведь? Да нет, просто мы живем через стенку.

– Я помню.

– Вы так загримировались сегодня, чтобы банк ограбить? – Лысый очкарик балагурил, шинкуя лук на холодном конце длинного стального листа.

– У меня была хирургическая операция.

– А, тогда все ясно: вы в программе защиты свидетелей. Вам потребовалось новое лицо. Уверен, вы – важная шишка в организованной преступности, как только вы сюда вошли в тот раз, я сразу вас раскусил. Но не волнуйтесь, я дока в этих делах, никто тут вами не станет интересоваться. Бер-зверск-ли – последнее место, где вас станут искать, так что в этом смысле тут идеальное убежище.

Бер-зверск-ли? Столарски употребил то же самое шутливое название. Но Бруно не стал переспрашивать.

– Я не шишка в организованной преступности, – возразил он.

– Значит, личный швейцарский банкир Большого Свинарски?

– Да нет, просто его школьный приятель. – Но даже об этом Бруно не хотел распространяться. – А что, Киту и правда нужен швейцарский банкир? И почему вы его называете таким прозвищем?

– А вы думаете, он все свое бабло прячет в гамбургерах и в квартирах многоэтажного клоповника? Не-ет, он наверняка выводит деньги в офшоры. И я его так называю, чтобы спровоцировать вас, товарищ!

– Но вы же сами живете в его клоповнике.