Бредя сквозь порывы солоноватого ветра к остановке трамвая, Бруно был переполнен радостью, почти ликованием. Такое было чувство, будто лучи света пробивались сквозь щели в его душе. Наверное, он источал блаженство. После того как Ноа Берингер откроет ему лицо, снимет и отложит в сторонку, а потом снова поставит на место, Бруно отрастит себе бороду, чтобы стать похожим на Берингера и Лебовски, кем бы тот ни был. Он примет свою новую судьбу. Он будет изо всех сил держаться, а не просто носить эту майку.
Может быть, именно благодаря лицу Бруно всегда выделялся среди других. То есть его лицо изуродуют, чтобы его спасти. Лицо оказалось таким же тяжким бременем, как и помутнение под ним. Эта мысль показалась неожиданной и абсурдной, но он в нее вцепился. Он стал святым Франциском города Сан-Франциско – и как он раньше не замечал, что один спрятался в другом? Он будет любить всех: и обладателей Гугл-очков, и обитающих на тротуарах бездомных, выуживающих из мусорных баков пустые бутылки, чтобы вернуть их в супермаркет и получить десять центов. Бегунов и скейтбордистов с Телеграф-авеню, татуированных красавцев из южных кварталов Хейт-Эшбери, чьи уши изуродованы пирсингом. Пассажиров городской электрички или скоростного трамвая, тесно прижатых друг к другу в час пик, жалких работяг доцифрового века, уборщиков мусора и доставщиков еды. Вот от кого он сбежал в Европу, сбежал в прошлое, чтобы избежать будущего, теперь он готов принять их всех. Он даже готов пойти в Пиплз-парк и поискать там следы Джун. И может быть, он найдет Джун, живую-здоровую, почему бы и нет. Это же вполне возможно. С бородой, со следами опустошения на стареющем лице, Бруно будет похож на своего утраченного и неведомого отца, безымянного отца. Джун ахнет при виде этого призрака, и Бруно все ей объяснит, и они вновь воссоединятся. Он ощутил прилив любви, безбрежной и идиотской.
Когда подкатил скоростной трамвай маршрута Девятая – Джуда-стрит, чтобы доставить Бруно обратно на Маркет-стрит, на станцию городской электрички, зазвонил его смартфон. Ассистентка хирурга? Так быстро? Нет, это вряд ли. Он взглянул на экран.
Звонила проститутка из Берлина, велосипедистка с ванзейского парома. Мэдхен в черной маске. Четвертая попытка с ним связаться. Почему она так назойливо пыталась ему дозвониться? Больше ему никто не звонил, что не удивительно, поскольку этот мобильный служил последним каналом связи с Фальком, инструментом его власти, а тот, похоже, уже поставил на нем крест. И череда звонков Мэдхен была как пульс, прощупываемый у мертвеца. Значит, Европа о нем не забыла.
Книга вторая
Восемь
I
Операция по иссечению менингиомы у Александера Бруно началась для Ноа Берингера в половине пятого утра апрельского понедельника с разбудившего его звонка Кейт, ассистентки хирургического отделения, которую он волевым решением сделал своим личным ассистентом, тем самым затормозив ее профессиональный рост.
– Привет, дорогая! – просипел он, сняв трубку.
Берингер с вечера оставил включенной лампу на письменном столе, чтобы не искать впотьмах телефон на тумбочке у кровати. Он мысленно похвалил себя за то, что ответил уже после второй трели звонка.
– Вы не спите? – спросила Кейт.
И когда он ответил:
– Нет, я думал о тебе всю ночь, – дала отбой.
Он давно уже отвык ставить будильник, да и, по правде говоря, у него будильника не было. Кейт как-то раз сильно удивила Берингера, сообщив, что в его мобильном есть функция будильника, но не затем, чтобы он им пользовался. Она просто его дразнила.
Берингер спал, конечно, но и не лгал, заявив, что думал о Кейт. Он мастурбировал, думая о своей ассистентке, чтобы заставить себя уснуть. Это был единственный известный ему способ – мастурбировать под эротические фантазии, причем не обязательно о Кейт, чтобы отвлечься от размышлений о смахивающей на гигантского жука неоплазме под лицом этого игрока из Германии. Берингер не смог по внешним признакам определить национальность Бруно, но загадка непонятного акцента и странных повадок его пациента разрешилась, в отсутствие ясности в вопросе о его происхождении, в полученных из Берлина сканах и заключениях. Они валялись вместе с новыми результатами обследований, проведенных в последние несколько недель, по всей квартире Берингера. И он их сейчас изучал. Хирург вовсе не хотел всю ночь видеть сны про анатомические особенности головы, с которой ему предстояло иметь дело в операционной. И что еще хуже: всю ночь лежать без сна и представлять, как все это выглядит внутри. Шестнадцатичасовая операция сама по себе была сном наяву. У него будет достаточно времени внимательно обследовать опухоль этого игрока в трик-трак.