– Входите, входите, я довольно редко пользуюсь этим кабинетом, я почти уверен, что это зона бедствия. Мое рабочее место – у меня дома. Присядьте!
Бруно сел. В кабинете царил беспорядок. Толстые пыльные фолианты стояли на полках наперекосяк, в позах, грозивших сломать им корешки, письменный стол был завален рукописями и папками с бумагами. И вместе с тем офис доктора Берингера казался не столь устрашающе нелепым, как сам доктор Берингер, а просто хаотичным, как и многие больничные офисы. Единственной аномалией, коль скоро Бруно мог вообще обнаружить тут нечто аномальное, казался постер с Джими Хендриксом с автографом, который, по предположению Бруно, был настоящим.
– Я даже побеседовал с британской дамой, Бенедикт, – сообщил Берингер. – Яичко не простое, а золотое, правда? Яйцо Бенедикт – удачное было бы прозвище. Ваши снимки впечатляют. Какая четкость! Немецкая аппаратура просто обалденная. Наша, конечно, лучше.
– То есть… вы уже видели? – Бруно устыдился того, что снимки его помутнения – этого пятна Роршаха, как краб клешнями вцепившегося в глазные яблоки, – бесконтрольно распространяются по миру, словно фоторобот разыскиваемого преступника.
– Да. Я, конечно, закажу новые. Кейт сообщит вам даты обследований, вы будете приезжать к нам каждый день. Кейт станет распоряжаться вашей жизнью, как она распоряжается моей.
– Кейт – это медсестра в регистратуре?
– Вы о ком, о той нелюбезной женщине? Я даже не знаю ее имени, она просто медсестра с ключом от моего кабинета. А Кейт – мой ассистент, она работает только с моими пациентами, она – моя нелюбезная женщина.
– Ясно.
– Мы с ней встречаемся сегодня. Но вот что я вам скажу – слушайте! Я совершил увлекательное путешествие в глубь вашего черепа, за носовую кость и глазницы – в глазные яблоки. Но как же здорово увидеть наконец поверхность. Она безупречна, и я обязуюсь отнестись к ней с великим тщанием. Яйцо Бенедикт посвятила вас в мой метод?
– Лучше, если это сделаете вы.
– Представьте, что ваше лицо – это дверь, – оживился Берингер. – И ее никогда не отворяли. – Если врачи, как правило, озадачивают пациента профессиональным жаргоном, то Берингер предпочитал изъясняться шарадами, помогая себе мимикой и жестами. – Так вот, мы ее отворим, очень нежно. Потом мы снимем дверь с петель и отложим в сторону – целой и невредимой. Это ведь куда лучше, чем сверлить и пилить саму дверь, как считаете? – Хирург подкреплял объяснения жестами, изображая длинными выразительными пальцами то дверь, то петли, то сверло и пилу и демонстрируя этапы этих плотницких работ на голове Бруно.
– Глаза? – переспросил Бруно. – Вы собираетесь… вынуть мои глаза?
– Нет, если, конечно, вы не хотите остаться слепым. Нет-нет, сохранение зрительных нервов – мой приоритет. Мы, конечно, до некоторой степени извлечем их из глазниц и временно перережем некоторые глазодвигательные мышцы, чтобы переместить глазные яблоки и получить возможность проникнуть внутрь…
– Очень хорошо, спасибо. – Хорошо, что Берингер не прибегнул к еще более метафорическим образам. – И когда мы удалим раковую опухоль?
– Торопиться не надо. И, кстати говоря, опухоль не злокачественная, в строгом смысле, это не рак, во всяком случае, крайне маловероятно, что это рак. Впрочем, это можно будет утверждать с большей долей уверенности после пункции. Но чутье мне подсказывает, что у вас атипичная менингиома.
– В каком смысле атипичная? – спросил Бруно.
– Если это менингиома, то мы увидим признаки радикального разрушения клеток с образованием метастаз. – Хирург с некоторым опозданием перешел на профессиональный жаргон. – Мы не можем делать какие-то предположения, имея дело с неоплазмой в столь радикальной степени развития, но представляется, что она достаточно дифференцирована…
Тут Бруно начал уплывать в дрему, внимание его рассеялось, как это случалось очень давно, когда женщины в коммуне хиппи назойливо предлагали предсказать ему судьбу с помощью карт Таро или астрологических таблиц. Все эти мудреные термины словно отделяли его внутреннее «я» от физической оболочки.
– «Дифференцирована», – повторил он. – Это хорошо?
– Это очень хорошо. Слово «атипичная» означает состояние опухоли между злокачественной и доброкачественной – вы, наверное, даже не знали, что такое бывает?
– Не знал.
– Как и многое другое, рак – это своего рода спектр.
– Ого!
– Можно даже сказать, что все мы живем в этом спектре, в диапазоне между раком и не-раком.
– Ого.
– Вы просто живете в таком диапазоне немного более интенсивно, вот и все. Но таких, как вы, масса.
– И незачем торопиться ее удалять?