Ограничение зарплат заставило меня думать, и, конечно, когда думаешь, что-нибудь да придумывается. Максимальная зарплата могла составить не более двухсот двадцати рублей в месяц, тогда как по смете фонд зарплаты намного превышал разрешённый. Тут я и прибегнул к хитрости: оформляя людей на заказ, я на самом деле нуждался в них только для того, чтобы выбрать зарплату. Эти же люди – макетчики – оформляли нас на своём предприятии, и мы, получая зарплаты, отдавали им. Так рука мыла руку, и все были довольны.
Вот тебе и советская Конституция, где чёрным по белому было написано: что заработал, то и получай. А с другой стороны, был закон об ограничении фонда заработной платы. Вот и ищи справедливость, но где и у кого – неизвестно.
За восемь месяцев у каждого из нас накопились большие суммы денег, и начались другие проблемы: где их держать? В сберкассе нельзя, ибо сразу станет известно ОБХСС. И пришлось прятать их в надёжном месте. Я решил использовать очередь в автомагазине, которую по моей просьбе отец занял спустя десять лет. Появилась возможность купить «Запорожец» 966-й модели, и я, заплатив три тысячи пятьсот рублей, получил к зиме машину.
Павильон химии красовался макетами и стендами, изготовленными в макетно-модельной мастерской ДОСААФ Железнодорожного района города Киева.
В павильоне «Наука» десятиметровый макет имел очень большой эффект. Мы сами любовались работой макета, к которому приложили громадный труд, четыре месяца работая над ним. Этот макет явился причиной посещения нашей мастерской его величества Щербицкого – председателя Совета Министров Украины. Он был страстным болельщиком футбола и решил сделать электрифицированное табло на Центральном стадионе. Я был с ним в переговорах, и ответ он обещал дать через две недели. На следующий день я консультировался с Александром Игнатьевичем, и стоило ему только услышать фамилию Щербицкий, как он засмеялся и сказал мне, что это имя не для нас.
– Он – пьяница, человек непостоянный. Замучает вас.
Александр Игнатьевич не советовал связываться с ним.
Я позвонил Щербицкому и вежливо отказал, мотивируя тем, что электронщики отказываются разрабатывать электросхему. Он бросил трубку, не сказав ни слова. Мы все хорошо знали наших правителей, и поэтому никто и никогда не имел к ним претензий.
Закончились праздники, посвящённые пятидесятилетию советской власти, и, как всегда, после крупных мероприятий приступили к работе контрольно-ревизионные органы Министерства финансов УССР. В наш клуб направили Ячменёва Василия Ивановича. Мне как председателю месткома позвонили и сообщили, что ревизор арестовал всю документацию, и теперь невозможно получить в банке деньги на зарплату. Немедля я направился в контору, представился ревизору как председатель и спросил его, на каком основании он задерживает зарплату. Он небрежно глянул на меня и спросил мою фамилию. Услышав Сегал, он поинтересовался, не сын ли я Бориса Михайловича. Да, я его сын.
– Ну тогда выйди и не мешай мне работать.
– Или вы выдаёте документы для получения зарплаты, или я иду в Союз и раздую ваше поведение в прессе, – сказал я. – Проверяйте что угодно, но зарплаты не смейте задерживать!
Наш разговор начал переходить на повышенные тона, и, когда он меня оскорбил, я открыл рот и поставил его на место. Ячменёв попытался вытолкнуть меня за двери кабинета начальника клуба, но очутился за ней сам. Он стоял один, а в комнате собралось много сотрудников, и каждый из них был свидетелем. Припёртый к стене, он согласился выдать ведомости и печать для оформления зарплаты.
Прошла пара недель. Мы всем коллективом обедали в общественной столовой. Зашёл Ячменёв, осмотрел всё вокруг. Увидев меня, он подошёл к моему столу и спросил, не возражаю ли я против его присутствия. Сидя рядом со мной, он начал разговор о работе мастерской, упомянул о большой прибыли в клубе, о множестве договоров и прочем. Я подтвердил сказанное им и добавил, что на сегодняшний день есть нагрузка и мы много работаем, чтобы заработать. Деньги, мол, сами не приходят. Это было начало. Продолжая разговор, он поинтересовался, чем занимается сын начальника клуба. Развить дальше мысль я ему не дал и заметил, что сын работает с февраля и принят на работу как рабочий, а не как сын. С первого дня парень работает столько, сколько нужно для производства. Он поинтересовался, как мы начисляем ему зарплату. Мол, ему только девятнадцать лет. И тут я ему заметил, что зарплату начисляют не по возрасту, а за проделанную работу. Я посоветовал Василию Ивановичу записать его чувства в акт, но больше ничем я помочь ему не могу. Он ещё раз попросил меня перед уходом сообщить ему, если что-нибудь случится. Я ответил, что не уверен в том, что найду что-нибудь полезное для него, но посоветовал ему не терять надежды и искать. Кто ищет, мол, тот всегда найдёт.