Помню

Я стоял рядом с домом и смотрел на развлекающихся людей. Вдруг крупный снежок попал мне в спину. Я оглянулся и увидел двух молодых женщин. Они смеялись от меткого попадания. Долго не раздумывая, я тоже слепил снежок, запустил им в одну из женщин и попал. Я слепил ещё один и приблизился, чтобы бросить, но услышал умоляющий голос:

– Не надо, я боюсь.

Мы стояли совсем рядом, и я мог различить черты лица каждой из них.

– Вы здесь живете? – спросила одна из них и, не дождавшись ответа, добавила, что и она тоже живёт в этом доме.

– Вы дочь хозяев? – спросил я.

– Нет, я снимаю комнату, как и вы.

Мы познакомились. Звали её Клава, было ей примерно двадцать пять или двадцать шесть лет. Тёплая зимняя одежда придавала им, с одной стороны, неуклюжесть, скрывая истинные черты тела, а с другой стороны, украшала их. Передо мной были простые, провинциальные девули с румяными щёчками и со сверкающими, полными жизни и радости глазами. Конечно, у них было много любопытства и много вопросов, и я старался удовлетворить их своими ответами.

Клава пригласила меня зайти на чашечку чая. Подруга отказалась и ушла.

Я зашёл в идеально убранную комнату и, конечно, тут же сделал заключение о чистоплотности и аккуратности Клавы. Всё выглядело очень скромно, но к месту. «Это нужно любить, и этому нужно отдаваться», – подумал я. Девушка накрыла стол сладостями, вскипятила воду и пригласила за стол. Я из любопытства поинтересовался, почему она снимает комнату, и Клава рассказала мне небольшую историю своей жизни, поведала о неудачном замужестве – и вот, как результат, она в этой комнате. Клава была родом из Умани, там проживали её родители.

Чаепитие закончилось. Девушка пригласила меня зайти к вечером, и я пообещал, что зайду.

На улице стоял слабый мороз, крупными хлопьями продолжал падать снег. Я шёл по тротуару протоптанной дорожкой, ибо дворники не успевали убирать снег. Прошёлся до вокзала и вернулся домой. В тёплой комнате решил я прилечь и поспать, но стук в дверь заставил меня отказаться от этой идеи. Я открыл дверь и увидел Клаву. Она была одета в облегающее талию платье. Светлые, блондинистые длинные волосы закрывали её лицо, и она то и дело убирала их.

– Почему бы тебе не убрать волосы назад? – сказал я Клаве и, приблизившись, своими руками сделал это. – Вот так.

Моё лицо приблизилось к её лицу, и я услышал её тяжёлое дыхание. Мы оба смотрели друг на друга и чего-то ждали. Кто-то должен был сделать первый шаг, и его сделала Клава. Она закрыла глаза, и её губы коснулись моих, а затем, как бы получив разрешение, мы утонули в сладких поцелуях. Ну а дальше мы нашли себя в кровати и ещё долго отдавались любви и ласкам.

Мы сдружились и довольно часто встречались. Однажды я встретил Клаву после работы, и она пригласила меня в клуб на танцы. Я согласился. Мы продолжили идти, но, когда подходили к дому, Клава оттолкнула меня в сторону и проговорила шёпотом:

– Муж стоит около дома.

Я старался не обращать на него внимания и прошёл мимо, но он решил подойти ко мне. Его рука коснулась моего плеча. Я повернулся и, оказавшись лицом к лицу, спокойно сделал ему замечание, что не люблю, когда незнакомые кладут руку на моё плечо. Глаза его вылезали из орбит. Лицо, перекошенное от гнева, ничего не обещало, кроме коварства. Мне пришлось разрядить обстановку, и я протянул ему руку. Он онемел на секунду, но затем тоже подал мне руку.

– Это моя жена, – отрубил он, – я не хочу, чтобы ты с ней встречался. Увижу с ней – плохо будет.

Мысль о предстоящей неприятности меня тревожила, и, подумав, я решил попросить Шишкевича поговорить с мужем Клавы. Он согласился, и я оставил ему адрес. Ребята попросили разрешения пойти в клуб, и я оформил им увольнительные.

Прижавшись друг к другу, мы расплавились в танцующей толпе. Всё было хорошо, пока не появился муж Клавы. Он попытался нанести мне удар, но я отвернулся, и удар пришёлся в голову Клавы. Она зашаталась и упала. Я рассвирепел и двумя пальцами нажал на его глаза. Он дико кричал, затем удалился прочь. Кто-то принёс снег, и люди стали приводить Клаву в чувство. Она открыла глаза. Конечно, нам было уже не до танцев. Дома я уложил Клаву в постель и весь вечер провёл около неё.

Поздно вечером мужа Клавы извлекли из дома и после небольшой потасовки оставили лежать на снегу возле дома.

От Клавы на следующий день я узнал, что муж её находится в больнице в очень нехорошем состоянии. Она спросила меня, моих ли рук дело, и я, конечно, не признался, но намекнул, что больше он трогать её не посмеет.