Полное собрание сочинений. Том 6.

Кое-гд на корточкахъ около знакомаго дома сидли кунаки — сухіе, краснобородые, босые Чеченцы, пришедшіе изъ-за Терека полюбоваться на праздникъ и, покуривая изъ коротенькихъ трубочекъ, перекидывались быстрыми гортанными звуками. На улицахъ, между однообразными деревянными хатами съ высокими камышевыми крышами и рзными крылечками, было сухо, въ воздух тепло и неподвижно, на неб прозрачно, голубо и ясно. Бло-матовый хребетъ снжныхъ горъ, виднвшійся отовсюду, казался близокъ и розовлъ отъ заходящаго солнца. Изрдка отъ горъ, по рдкому воздуху, долеталъ дальній звукъ пушечнаго выстрла и въ камышевой степи и въ садахъ за станицей съ разныхъ сторонъ откликались фазаны. Еще двки не начинали хороводовъ, ожидая сумерекъ, казаки не расходились по хатамъ справлять праздникъ и весь народъ спокойно толпился на улицахъ, когда на площадь шагомъ выхали два вооруженные верховые, и вниманіе двчонокъ, мальчишекъ, бабъ, двокъ и даже стариковъ обратилось на нихъ. [44]

Одинъ изъ верховыхъ былъ плотный черноглазый красный казакъ лтъ 30 съ окладистой бородой, широкимъ рубцомъ черезъ носъ и щеку и необычайно развитыми грудью и плечами. Онъ сидлъ нсколько бокомъ на сытомъ сромъ кабардинц, твердо ступавшемъ по жесткой дорог, весело поводившемъ острыми ушами и подкидывавшемъ тонкой глянцовитой холкой и красивой головой въ серебряной уздечк. Все въ этомъ всадник, отъ широкой загнутой назадъ попахи до шитой шелками и серебромъ сдельной подушки, изобличало охотника и молодца. Ружье въ чехл, серебряная шашка, кинжалъ, пистолеты, натруска, свернутая за сдломъ бурка, ловко прилаживались около него и показывали, что онъ халъ не изъ мирнаго и не изъ ближняго мста. Въ этой боковой посадк, въ движеніи руки, которой онъ шутя похлопывалъ плетью подъ брюхо лошади, а особенно въ его блестящихъ, бгающихъ, узкихъ глазахъ чувствовалось что то кошачье, порывистое. Чувствовалось, что въ одно мгновенье вмсто этой щегольской небрежности онъ могъ слиться однимъ кускомъ съ лошадью, перегнуться на сторону и понестись какъ втеръ, что въ одно мгновенье, вмсто игриваго похлопыванья плетью, эти широкія руки могли выхватить винтовку, пистолетъ или шашку и вмсто самодовольнаго веселья, въ одно мгновенье глаза могли загорться хищнымъ гнвомъ, или необузданнымъ восторгомъ. Другой былъ еще совсмъ молодой, очень красивый казаченокъ съ румяными налитыми щеками, блымъ пушкомъ на бород и узкими голубыми глазами. Онъ былъ бдно одтъ, и конь подъ нимъ былъ ногайской, худой; но въ посадк и чертахъ его было замтно что-то ранне спокойное и изящное. Что-то сильно занимало молодаго казаченка; онъ пристально вглядывался въ толпу двокъ, собравшихся на углу площади, и безпокойно поталкивалъ лошадь.

Прозжая мимо стариковъ, казаки приподняли попахи. Старшій казакъ оглядывался кругомъ, какъ будто говоря: «видали молодца?» и всмъ кланялся.

— «Что много Нагайскихъ табуновъ угналъ, батяка Епишка? А?» сказалъ, обращаясь къ нему, приземистый старикъ съ нахмуреннымъ мрачнымъ взглядомъ и блой бородой, доходившей ему до грудей. Это былъ извстный по всему околодку колдунъ казакъ Черный.

— «Ты не бось пересчиталъ, ддука, коли спрашиваешь», недовольно, но смущенно отвчалъ Епишка и, встряхнувъ попахой, отвернулся отъ него.

— «То-то парня-то напрасно за собой дурно водишь», проговорилъ старикъ. «Доздятся казаки! Что дороже коня»!

Епишка пріостановился и внимательно прислушивался къ словамъ колдуна. «Вишь чортъ, все знаетъ», сказалъ онъ и плюнулъ.

Но, подъехавъ къ кружку двокъ, озабоченное выраженье его лица мгновенно перешло въ счастливо разгульное.

— «Здорово дневали, двки?» крикнулъ онъ сильнымъ заливистымъ голосомъ, «Состарлись безъ меня небось, вдьмы!»

«Закусокъ купи двкамъ то! Много ли бурокъ привезъ? Здорово, дядя!» радостно заговорили двки, приближаясь къ нему, какъ только онъ подъхалъ.

— «Вотъ съ Киркой на ночку погулять прилетли съ кордона», отвчалъ Епишка, назжая на двокъ.

— «И то Степка твоя исплакалась безъ тебя», визгнула одна двка, локтемъ толкая Степку, и залилась звонкимъ смхомъ.

«Чихиркю двкамъ купи», сказала другая.

— «Ну те къ чорту! Куда лзешь? Что топчешь лошадью то», говорила третья, замахиваясь рукой на его лошадь, которую онъ, джигитуя, поворачивалъ между ними.

— «Становись въ стремя, въ горы увезу, мамочка. Ужъ поцлую-жъ! такъ крпко, что ну!» говорилъ Епишка и смялся.

Товарищъ его тоже остановился подл двокъ и, улыбаясь словамъ Епишки, не спуская блестящихъ глазъ, смотрлъ на высокую стройную двку, которая, сидя на завалинк, смялась на него своими черными глазами. — Онъ нсколько разъ собирался заговорить съ ней, но двка отворачивалась отъ него.

— «Ты чего прiхалъ?» спросила она его.

— «На тебя посмотреть, мамука Марьянка, съ кордона выпросился», сказалъ онъ ей и весь закраснлся.

— «Легко ли? Не видали!» отвчала Марьяна и, подойдя къ невстк, которая держала на рукахъ груднаго ребенка, вдругъ жадно начала цловать этаго ребенка, изрдка косясь на молодаго казака. [45]