Олнинъ, войдя въ свою хату, зажегъ спичку, посмотрлъ на часы, (еще до охоты можно было соснуть часа два) и не раздваясь легъ на постель. — Ему хотлось заснуть не тломъ, а душой, какъ это часто бываетъ съ людьми, которые недовольны своимъ душевнымъ положеніемъ, у которыхъ есть въ душ вопросъ, на который нужно, но не хочется отвтить. Пора это кончить, скучно и глупо, говорилъ онъ самъ себ. Мои теперешнія чувства несостоятельны съ старыми привычками и пріемами страсти. Я лгу самъ передъ собой и передъ ней. А для нея все это съ каждымъ днемъ становится боле и боле правда, боле и боле серьезно. Надо кончить, надо поставить себя иначе.
Онъ вспомнилъ свое общаніе жениться; и сталъ представлять себ, что будетъ тогда; сталъ вспоминать, какъ онъ прежде представлялъ себ это. Но что то ничего изъ прежнихъ образовъ не представлялось ему. Какъ будто онъ старался вспомнить то, что другой думалъ. А представлялась такая уродливая путаница, въ которой онъ ничего разобрать не могъ. Онъ перевернулся на другой бокъ и заснулъ.
Едва начало брезжиться, какъ дядя Ерошка всталъ, отворилъ дверь и началъ убираться. Развелъ огонь, досталъ пшена и кинулъ въ разбитой котелочекъ, досталъ свинцу и пулелейку и тутъ же сталъ лить пульки. Все это онъ длалъ, не переставая пть псни, и въ одной рубах и порткахъ, размахивая руками, то выходя на дворъ, то снова входя въ свою избушку. Дло его такъ и спорилось, онъ не торопился, но отъ однаго тотчасъ же переходилъ къ другому. Ванюша скоро всталъ тоже и пристроился у порога избушки съ своимъ самоваромъ. Старикъ уже во всю грудь заигралъ псни, когда у него явился слушатель, и подмигивалъ на Ванюшу и еще бойчй стала его походка. — «Поди — буди пана», сказалъ онъ: «пора, опять проспитъ. Эки здоровые спать ваши паны!» и опять затянулъ свою псню.
— «Рано еще», возразилъ Ванюша: «еще капитанъ придетъ. Да дай, дядя, мн сальца, — веллъ ружье смазать».
— «Все дядя дай, а сами не заведете! У дяди все есть. — А чихирю веллъ взять?»
— «Да ужъ все возьму. У Бурлаковыхъ встали что ль?»
— «А вонъ глянь, баба то ужъ корову убираетъ», сказалъ. старикъ, указывая на сосдній дворъ. —
Ванюша закричалъ баб, чтобы она принесла чихирю, но старикъ остановилъ его: «Э, дуракъ! люди на охоту идутъ, а онъ бабу зоветъ. Самъ поди». —
— «А закуска есть? а то я кашку варю», прибавилъ онъ. —
— «А то какже!» отвчалъ Ванюша съ видимой гордостью. «Вчера опять на два монета рыбы купили. Вдь весь полкъ, да всхъ васъ кормимъ да поимъ». —
— «Ну! ты свою трубку-то мн въ носъ не пыряй, чортъ!» —
Ванюша пыхнулъ прямо въ носъ старику. — «Убью!» закричалъ старикъ, прицливаясь однимъ стволомъ, который онъ прочищая держалъ въ рукахъ. Ванюша засмялся и захвативъ бутылки пошелъ за чихиремъ. —
— «Добраго здоровья, батюшка Иванъ Алексичъ!» сказалъ дядя Ерошка капитану, который въ старой черкеск и папах, въ большихъ сапогахъ, съ плохимъ, но исправнымъ двухствольнымъ ружьемъ за плечами взошелъ на дворъ.
Ничмъ такъ не опредляется характеръ человка, какъ обращеніемъ съ этимъ человкомъ другихъ людей. —
Капитанъ былъ бденъ, скупъ, незнатенъ, не гордъ, не сердитъ; но почему-то въ обращеніи съ нимъ всхъ людей, начиная отъ главнокомандующаго, которому онъ ничмъ не старался услужить, и до дяди Ерошки, которому онъ никогда не давалъ чихиря, въ обращеніи всхъ съ нимъ слышна была одинаковая черта доброжелательства и осторожнаго уваженія. Ванюша, клявшій всхъ тхъ, которые пользовались ружьями, обдами, виномъ, лошадьми и деньгами его барина, которому капитанъ никогда не давалъ на чай, всегда стоялъ на вытяжку передъ капитаномъ и часто въ своихъ отвтахъ вводилъ съ особенной мягкостью: «Иванъ Алексичь, Иванъ Алексичь».
— «Совсмъ убрался?» сказалъ старикъ: «молодецъ! А мой- то еще не отдохъ».
— «А пора, пора, дядя», сказалъ капитанъ, чуть замтно улыбаясь подъ своими широкими опущенными усами и видимо дтски довольный похвалой стараго охотника. «А Ванюша гд?»
— «Да вотъ наставилъ этаго чорта», сказалъ старикъ, указывая на уходившій самоваръ: «а самъ ушелъ куда-то. Бунтуетъ, кричитъ, а что съ нимъ длать, не знаю.
«Да ты его накрой».
— «Нтъ, пускай самъ придетъ».
Капитанъ, улыбаясь, вошелъ къ Олнину. —
— «Разв уже пора? Какъ я проспалъ! Не успете выпить чаю, я буду готовъ. Ванюша!» заговорилъ Олнинъ, вскакивая съ постели.
— «Я васъ подожду на двор», сказалъ капитанъ и вышелъ, несмотря на то, что Олнинъ уврялъ его, что не стсняется. Капитанъ во всемъ былъ остороженъ, педантъ даже, и имлъ свои убжденiя о приличiи, которыя онъ не измнялъ. — «Я къ Марьян зайду», прибавилъ онъ, выходя.
Олнинъ нахмурился. — «Ну, какъ хотите». —
На двор Марьяны дверь въ клеть была отворена и изъ нея виднлся край ея рубахи. Капитанъ подошелъ къ забору.
— «Эхъ, Иванъ Алексичь», сказалъ дядя Ерошка: «на охоту идете, а къ бабе идете». —