– Не будем переходить к частностям.
– Хорошо, хорошо.
– Коммунизм– это…
– Бакунин по этому поводу как-то сказал: «Коммунизм– это… насилием сплочённое стадо животных».
– В корне не согласен. Коммунизм– это равенство, братство, счастливая и простая жизнь, в конце концов.
– Коммунизм– утопия.
– И что же, по-вашему, не утопия?
– А как вы думаете?
– Анархия?
– Совершенно верно.
– «Всякая душа да будет покорна высшим властям; ибо нет власти не от Бога»
– Константин Станиславович, это самое страшное, что я когда-либо слышал.
– Анархия аморальна, бесЧеловечна…
– Вот именно, никакой власти, никаких рамок, настоящая свобода, настоящая борьба.
– Коммунизм– вот свобода, вот где Человек действительно может отречься от примитивных каждодневных проблем и обратиться к себе.
– Коммунизм недостижим. Коммунизм строится, прежде всего, на равенстве, которое подразумевает любовь людей друг к другу, а мы уже говорили о духе, эгоизме, цели жизни и счастье, и все сделанные выводы говорят против коммунизма.
– Я что-то таких выводов не припомню.
– У вас короткая память.
– Ладно. Но как будто анархия достижима.
– А почему нет? Отменить государства и государственность, и свободные ассоциации образуются сами собой.
– Государство уже изначально заложено в нас, его не отменить.
– Виталий Андреевич, государство нам навязано. Может быть, мы к нему и привыкли, но в основе нашего «Я» его нет и быть не может.
– Среди людей человеку свойственна тяга к рабству. «Немногих удерживает рабство, большинство за своё рабство держится», и именно поэтому, чтобы обрести свою самость, надо отказаться от людей и уйти в самого себя.
– Зачем же такие жестокости? Чтобы обрести самого себя, надо всего лишь уничтожить государство и наплевать на мораль.
– Скажите ещё – на Бога.
– Да на него давно уже наплёвано.
– Это вы…
– Виталий Андреевич верно говорит, от власти нельзя отказаться, поэтому и нужна централизованная власть, но в то же время и власть всех. Чтобы не было расхлябанности– партия, чтобы не было тоталитаризма– народ.
– Партия здесь лишняя.
– А иначе о Человеке просто некому будет заботиться, и он снова будет вынужден возвратиться к своим насущным проблемам.
– В том-то всё и дело, что при коммунизме за Меня решают все, кроме Меня: партия, люди, Я же– ничто.
– Человек– всё, на Нём всё строится.
– Но это уже не настоящая личность, а некое усреднённое сознание всех прочих. Вот при анархии каждый действительно есть
– Но при коммунизме личность…
– Бакунин по этому поводу…
– Господа, господа, вы так противопоставляете анархию и коммунизм, Маркса и Бакунина, что становится даже смешно.
– Ну не мешать же их в одну кучу?
– Владимир Николаевич, а в чём разница?
– Ничего себе, в чём!
– Разница лишь в атрибутике, в надстройке. Основа та же.
– По-вашему, анархия имеет централизованную власть, и народ решает всё?
– А разве не так? Анархия по определению «безвластие», и это у Бакунина безвластие? А свободные ассоциации разве никем не управляются? Разве они не власть? Разве их союзы не власть? Те же государства, только помельче. Те же законы, суды, приговоры, мораль… Бакунин о такой анархии, как у вас, никогда не говорил, неправильно вы всё понимаете.
– Вы…
– А если рассматривать с такой точки зрения… Разве ассоциации независимы? Союз ассоциаций может исключить или не принять ассоциацию с аморальными нормами, противоречащими их собственным, и это разве «безвластие»?
– Это…
– Каждый человек– это всё; для него нет
– Но это же анархия…
– Странная у вас какая-то «анархия».
– Но ведь всё равно коммунизм и анархия – разные вещи.
– Да? Экзистенциализм и скептицизм – тоже разные вещи, а вы…
– У них основа одна.
– Да где ж там?.. Между прочим, в коммунизме и анархии основы ещё более общие, вы бы повнимательнее почитали Кропоткина…
– Да это…
– Так что не стоит вам так рьяно спорить по этому поводу. Всё равно в
– Вы не правы.
– Да, не правы.
– Боюсь вас расстраивать, но здесь Виталий Андреевич абсолютно прав.
– Константин Станиславович, как будто…
– В обществе, среди людей «Любой раб волен распоряжаться твоей жизнью и смертью», и лишь отказавшись…
– «Ты есть собственное творение».
– Человек на девяносто процентов есть творение других, и чтобы как раз-таки отбросить эти чудовищные проценты…