Полное собрание сочинений. Том 2

– Главная цель– не власть, а прежде всего – обретение самого себя, ибо зачем мне власть, если меня нет? А следствие этого– успокоение и отречение от бытийно-человеческой заботы. А власть здесь только при том, что, имея её, имеешь деньги, а имея деньги, проще позабыть о тяготах не-своего-мира и обратиться в себя.

– А смысл?

– Обрести себя, убежать от этой никчёмной жизни.

– Жизнь далеко не никчёмна.

– Извините, Пётр Дмитриевич, но даже я вынужден с этим не согласиться. Эта жизнь действительно лишена какого бы то ни было смысла, если рассматривать её как, если можно так выразиться, «Dus Ding An Sich», то есть просто как жизнь, безотносительно Бога и Божественного проведения.

– Вот и привнеси в неё смысл, поставь себе цель– власть.

– Константин Станиславович, жизнь ведь– это творение божье, а вы говорите…

– Я и говорю, что жизнь имеет смысл только как творение.

– Знаете, почему вы не любите жизнь? Жизнь ненавидит тот, кто не умеет жить, а почему вы не умеете жить? Потому что вы не хотите смириться со своими стремлениями, страстями, с волей к власти, в конце концов; вы ищете не там, где надо, вы бежите от своего естественного состояния, а кому может нравиться вечный, бессмысленный бег?

– Вы правы только в том, что большинство действительно ищут не там, где надо, ибо мало кто сейчас верит в Бога и…

– И в этом, по-вашему, счастье?

– Да это и не совсем счастье, в людском понимании. Просто жить, чтобы верить, и верить, чтобы жить, в этой простой истине и кроется спасение, а значит и счастье.

– Бессмыслица.

– Жизнь вообще бессмысленна. «Всё сущее рождается беспричинно, продолжается по недостатку сил и умирает случайно». Зачем жить, если в жизни нет ничего хорошего? Зачем такая жизнь? Отрекись от неё; атараксия– вот цель.

– Извините, Виталий Андреевич, но это самая отвратительная цель, которая только может быть.

– Вот вы со своей волей к власти, вы можете стать счастливым?

– Да.

– Нет. Да вы и сами это прекрасно понимаете; власти не может быть достаточно.

– Ну-у, в принципе…

– А вот отречься от жизни, уединиться, стать отшельником, в конце концов,– это просто, стоит только захотеть. Счастье легко достичь, только от него нас надёжно оберегают люди.

– Вот здесь я с вами полностью согласен, Виталий Андреевич.

– Неужели?

– Единственное, что хотелось бы добавить, уединиться надо не для того, чтобы обрести себя, то есть, ставить себя за конечную цель, а через себя обрести Бога.

– То есть стать ничем и обрести ничто.

– Вот здесь Владимир Николаевич прав. Если я убегу от людей, ради кого и ради чего мне тогда жить?

– Ради себя.

– Опять же эгоизм.

– Я бы сказал ради себя для Бога, ибо только в самом себе можно отыскать путь к Богу.

– Это, конечно, уже не эгоизм, но в боге я вообще не вижу никакого смысла. Религия принижает значение Человека, возводит его в ранг ничтожной твари, нивелируя все его стремления.

– Это точно.

– Вот даже Владимир Николаевич согласен.

– А человек и есть ничтожество.

– Как так?

– Да, Константин Станиславович верно говорит, и человек и жизнь ничтожны.

– Виталий Андреевич, вот вы говорите, говорите… Ну так откажитесь от жизни, уйдите в себя, вернее попробуйте уйти в себя, ведь ничего же у вас не получится.

– История знает примеры…

– Да какие там примеры? Как будто те же стоики были этакими невозмутимыми отшельниками.

– А разве нет?

– «Невозмутимость мудрецов– это всего лишь умение скрывать свои чувства в глубине сердца». Все они были обычными людьми, и цель у них была такая же, как и у всех людей– власть; для того и писали.

– Позвольте с вами не согласиться, Владимир Николаевич, разве у Сенеки было мало власти? Разве Марк Аврелий был известен прижизненно как философ? Они именно уединялись, размышляли; они ведь что писали, так и жили. И заметьте, жили, в отличие от многих, счастливо.

– То-то мало кто из умных людей закончил жизнь нормально. Половина – суицид, остальные или с ума сошли, или несчастный случай какой-нибудь.

– Суицид– нормальное завершение нормальной жизни.

– Виталий Андреевич, а как же «Суицид– это согласие с собственными пределами»?

– Не вижу здесь никакого противоречия. Если я уже достаточно пожил, если незачем мне больше жить, значит, это для меня предел, и выход тут один– самоубийство.

– Самоубийство– грех. Едино лишь Господь Бог может распоряжаться твоей жизнью.

– Так ведь, если сам бог избирает мне судьбу, значит, он сам и захотел, чтобы я покончил жизнь самоубийством.

– Но здесь…

– Самоубийство, смерть, к цели жизни никакого отношения вообще не имеют, поэтому…

– Ну почему же смерть не относится к цели? «Целью всякой жизни является смерть», так что очень даже относится.

– Если бы смерть была целью, мы умирали бы, как только начинали мыслить.

– Фрейд, вообще-то, мягко говоря, имел в виду не суицид и не…

– Нет, ну Виталий Андреевич, конечно, слегка преувеличивает, но действительно, только думая о мимолётности своей жизни, о смерти, можно встать на путь к Богу.

– Да, memento more, только заступая в бытие-к-смерти, человек может отыскать самого себя.

– И, следовательно, Бога.

– Нет, только самого себя.