Полярный конвой. Пушки острова Наварон

– Что за чертова чепуха? Он и английского-то не знает!

— А может, все-таки знает? Вот почему он пулей выскочил из пещеры, когда Кейси сообщил, что услышал снаружи какие-то звуки.. и вот почему он первый сбежал из рощи. Вы же отдавали приказ по-английски? Сними-ка куртку, иуда, или я прострелю тебе руку! Даю две секунды.

Меллори хотел схватить Миллера за руку, но не сделал ни шагу, увидев лицо Панаиса: зубы оскалены, в угольночерных глазах смертельный блеск. Меллори ни разу не видал такой злобы на человеческом лице. Злобы, мгновенно сменившейся болью, тоской и безнадежностью, когда пуля тридцать второго калибра впилась чуть повыше локтя.

— Еще две секунды и – вторую руку, – деревянным голосом сказал Миллер.

Но Панаис уже срывал с себя куртку, не спуская с

Миллера темных звериных глаз. Меллори невольно вздрогнул и поглядел на Миллера. Безразличие. Только это слово и годилось, чтобы передать выражение лица американца. Безразличие. Сам не понимая почему, Меллори почувствовал, как по спине опять побежал холодок.

— Повернись, – пистолет не дрогнул.

Панаис медленно повернулся. Миллер шагнул вперед, схватил воротник рубашки и резким рывком сорвал ее.

— Ба, кто бы мог подумать? – протянул Миллер. –

Удивительно, удивительно! Помните, начальник, нам рассказывали, что этого типа публично пороли немцы на

Крите? Пороли до тех пор, пока не показались ребра. Спина его в ужасном состоянии, не так ли?

Меллори глянул на спину грека и не сказал ничего. Он был выбит из колеи. Мысли мелькали, как в калейдоскопе.

Он пытался осмыслить неожиданную ситуацию. Ни единого шрама, ни единого пятна на темной гладкой коже.

— Ничего удивительного. Просто на нем все заживает как на собаке, – произнес Миллер. – И только я своими мерзкими вывихнутыми мозгами мог додуматься до того, что он был немецким агентом на Крите, стал известен союзникам как член «пятой колонны», потерял значение для немцев и под покровом ночи катером был переброшен обратно в Наварон. Пороли его! Добирался сюда, на

Наварон, через острова в шлюпке! Пыль в глаза, вот что все это!.. – Брезгливо скривив рот, Миллер умолк. – Хотел бы я знать, сколько сребреников он получил там, на Крите, пока немцы не нашли ему другого применения?

— Но, Господи, нельзя же убивать человека только потому, что он враг?! – возразил Меллори. Как ни странно, в нем вовсе не было той решимости, которая слышалась в голосе. – Сколько бы у нас осталось союзников, если бы...

— А, еще не убедились? – Миллер небрежно махнул

Панаису пистолетом. – Заверни-ка левую штанину, предатель. Еще две секунды.

Панаис сразу выполнил приказ. Черные, полные ненависти глаза не отрывались от Миллера. Грек поднял темную материю штанины до колена.

— Повыше!.. Вот так, моя крошка, – подбодрил его

Миллер. – А теперь сними повязку, сразу всю. – Прошло несколько секунд, Миллер сокрушенно покачал головой. –

Страшная рана, начальник, тяжелая рана?!

На темной жилистой ноге не было ни царапины.

— Кажется, теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, –

задумчиво произнес Меллори. – Но какого черта...

— Очень просто. Есть по крайней мере четыре причины.

Этот молодчик, этот предатель, скользкий ублюдок! Даже на милю не подползла бы к нему ни одна уважающая себя змея! Он притворился раненым, чтобы остаться в пещере у

Чертовой песочницы, когда мы, четверо, отбивались от солдат альпенкорпуса у рощи.

— Почему? Боялся, что ли?

— Этот молодчик ничего не боится. Он отстал, чтобы оставить записку. Он и потом оставлял записки на видном месте, когда делал вид, что бинтует ногу. В записке сообщалось, где мы выйдем из пещеры, и была любезная просьба к немцам выслать нам навстречу делегацию. И они выслали эту делегацию. Помните? Тот автомобиль, который мы увели у немцев, чтобы проскочить в город. Тогда я впервые заподозрил этого друга. Помните? Он отстал от нас и вскоре догнал. Слишком быстро догнал для человека с подбитой ногой. Но я не был уверен до конца. И только сегодня, на площади, когда я открыл рюкзак...

— Ты назвал только две причины, – напомнил Меллори.

— Вот я и добрался до остальных. Третий номер. Он мог отвалить, как только покажется впереди встречающая делегация. Предатель вовсе не собирался доводить дело до того, чтобы и его ухлопали, раньше чем он получит жалованье. И – четвертый номер. Помните ту трогательную сценку, когда он испрашивал у вас разрешения остаться в сквозной пещере? Что же, разве он собирался покончить с собой?

— Хотел показать немцам нужную пещеру, это ты имеешь в виду?

— Точно. После он совсем отчаялся. Я не был полностью уверен в предательстве, но сильно подозревал. Не знал я, что он предпримет. Поэтому и трахнул его как следует, когда увидел немецкий патруль, пробирающийся по склону.

— Понятно, – спокойно сказал Меллори. – Теперь понятно. – Он в упор посмотрел на Миллера. – Тебе следовало предупредить меня раньше. Ты не имел права...

— Я хотел это сделать, начальник, но не было возможности. Этот молодчик все крутился около. Я хотел было сообщить об этом полчаса назад, когда поднялась стрельба.

Меллори понимающе кивнул.

— А как ты его заподозрил, Дасти?